ГЛАВА 22
Рока прогнал своего брата и уставился на стены. Мысленно он вновь и вновь пересматривал, как Букаяг борется против монахов. И драка, и комната завораживали. Меняли весь мир.
Похоже, тут ему есть чему поучиться даже в плане насилия, хотя такая близкая рукопашная мало что значила на войне или против людей с мечами и в доспехах.
И все же – два мелких Северянина загнали могучего Букаяга, избив до потери сознания, и если бы не боль, пронзающая его торс, плечо и несколько участков на голове, Рока мог бы рассмеяться.
Но эта стычка была незначительной помехой. Что имело значение, что поистине взметнуло медленно твердеющую землю под ногами Роки и закружило ее словно разгневанный бог, так это сама комната.
Стены перед ним напоминали колоссальный резной орнамент, как будто цельный кусок громадного камня был выдолблен изнутри и помещен сюда. Формы и символы были объемными, не врезанными как привычные руны, а словно высеченными из камня как статуи. Однако это были не просто скульптуры и не бессмысленное произведение искусства, созданное исключительно для красоты – это были символы и, вероятно, слова.
Батонцы знали руны.
Тысячи рун покрывали комнату от пола до потолка, идеально расположенные и согласованные. Здесь были все слова из языка аскоми и даже больше. Рока едва не тыкал пальцем, узнавая символы, и внутри него крепла радость.
Знак Эдды! И Зифа, и Брэй, и Носса!
Он не мог взять это в толк. Это было невозможно, и все же руны были здесь – точно как описывалось в одной-единственной книге из библиотеки Фарахи.
–А ну сейчас же уходи, экий ты… богохульник!
Старый, жалкого вида жрец, казалось, был готов лопнуть, но Рока проигнорировал его. Молодые жрецы или воины шелохнулись, но остались внизу, округлив от удивления глаза – возможно, потому, что Рока встал так быстро.
Рока едва не посмеялся над ними – как будто эта мелкая потасовка могла принести ему настоящие боль и страдание – как будто нескольких ударов ладонью хватило бы, чтоб отвлечь кого-то вроде Роки от его цели.
Хотя, пришлось ему признать, было и впрямь больно.
Он повел плечами и поморщился, потому что Букаяг дулся как ребенок и оставил Року ощупывать раны и ушибы, которые сам заработал в этом зале. Но боль не имела значения, легкие раны не имели значения. Он пришел сюда вот за этим.
Перед ним лежал батонский «испытательный» зал. Его упоминала единственная в коллекции Фарахи книга по «Древним Религиям». Сперва она казалась лишь одной из многих книг, которые штудировал Рока, заучивая наизусть и добавляя к растущей библиотеке в своей Роще. А затем он распознал руны и чуть не выдал своего изумления перед Алеки.
Они как раз изучали религию, старую и новую, с континента и островов – большей частью слова «Просветленного», своего рода древнего пророка Пью. Помимо прочих странностей, островитяне верили, что человек способен победить смерть, достаточно размышляя или, по крайней мере, размышляя правильно.
С континента они переняли точку зрения, что мир и небеса пребывают в совершенной гармонии – что действие влечет противодействие, добро приносит зло. Но как и у аскоми, у них имелись древние, ужасные боги. Взбиватели океанов и пожиратели детей, несовершенные существа, которые ненавидели, любили и боялись как люди, отличаясь только размахом и мощью, жестокостью и величием.
Все старые истории были написаны на каком-то варианте островного языка и ничем особенным не выделялись – то есть все, кроме одной.
«Витязь» Рупи, который обманом добыл у богов огонь, сражался со зверями-солнцами и совершил сотню невозможных подвигов – его история была впервые записана на языке, который островитяне именовали «старобатонским».
Что имело значение, так это символы. Теперь у всех островитян они были одни и те же, но в «старобатонском» языке имелась тысяча символов для разных слов. И впервые увидев их, Рока поперхнулся слюной.
Большинство этих символов имели дополнительные петли и косые черты, изгибы или углы, но все же – их нельзя было спутать ни с чем. Это были руны. Он засыпал своего наставника всевозможными вопросами: Насколько стар этот язык? Откуда он взялся? Каким людям принадлежит? И откуда взялись они?
Но проку от Алеки было мало. Он казался не только незаинтересованным, но, видимо, и раздраженным вопросами о старом, лишенном смысла мертвом языке. У Роки тотчас же сложился план все разузнать самостоятельно.
–Прошу, Рока, сделай, как он сказал.
Арун поднялся на ноги, согнув колени и изготовившись в боевом полуприседе.
Как ни странно, Рока не мог прочесть на стенах ничего осмысленного. Он знал эти символы, но они не были расположены в каком-либо порядке, из которого складывались понятные слова. Быть может, рисунки со временем изменились, понял Рока, или может быть, это какой-то шифр, или же те, кто нарисовал эти символы, вообще ничего не хотели сказать. Он испытал разочарование.
Здесь есть ответы, подумал Рока, или, возможно, пути к более хорошим вопросам.
Но ему нужно время.
–Будь я твоим учеником,– сказал Рока, не отводя взгляда от стен,– ты мог бы меня наказать. Ты мог бы хорошенько меня обучить.– Он встретился глазами с Ло и выждал, затем наконец опустился на колени и поклонился, головой об пол; время тихо струилось по комнате.
Он понадеялся, его прежних высокомерия и грубости было достаточно, чтобы побудить этого типа согласиться на такое наказание для Роки.
Давай людям то, что они хотят, когда это выгодно тебе.
Рока ухмыльнулся в пол, думая: Так и быть, Фарахи, я постараюсь научиться.
–Ты желаешь искать Просветления?– Сдавленный тон старика повысился в знак вопроса.
–Да.
Рока держал голову опущенной и пытался унять тревогу. Он не знал, как поступить, если старик ответит отказом. Он считал капли своих водяных часов и старался хранить терпение, старался игнорировать почти осязаемое недоверие островитян.
–Ты клянешься подчиняться мне во всем?– осведомился после долгой паузы Ло.
Кикай шагнула вперед и чуть не топнула ногой.
–Учитель, пожалуйста, это…
–Не женского ума дело,– огрызнулся Ло.– Так ты клянешься?
–Я клянусь.
–Тогда я принимаю тебя. Снимай одежду и ложись на спину.
Рока едва не фыркнул. Он ждал боли, а возможно, задания настолько самоубийственного, что ему пришлось бы отказаться. Но унижение имело смысл. Это было оружие слабых.
Он подчинился и осторожно, чтоб не задеть поврежденное ухо, снял тканевую рубашку, сложив ее в углу вместе с шортами. Он порадовался, что его брат еще спит.
Все островитяне уставились на него, и он вспомнил то чувство, когда впервые стал «Букаягом»– нежеланным объектом взглядов горожан после того, как годами одиноко прятался в холмах.
