«Лишь когда ты можешь действовать в настоящем, всегда думая о грядущем, ты будешь в безопасности, Фарахи. Таков путь королей»,– сказал ему Андо.
Теперь казалось, это все было так давно… Они сидели, болтая ногами в соленой воде, практикуясь в сосредоточенности и трех сферах Пути – учась воображать будущее и все его варианты – видеть нити так ясно, что они казались реальными.
А тем временем свежие трупы старого главы семьи Алаку и всех его сыновей лежали на каком-то острове или плавали в море, и виной тому были враги, пираты или просто сильные волны.
Полмиллиона подданных Пью ждали в ошеломленной тишине. Полмиллиона ртов вопрошали: «Будет ли война?», пока мальчик – новый король – безуспешно пытаясь не поддаваться ужасу, оплакивал свою семью в монастыре, предназначенном для превращения мальчишек в мужчин, пока весь его мир наблюдал и строил козни.
«Кому я могу доверять?»– спросил он у Андо, мальчика-что-не-был-мальчиком – древнего существа, которое, по словам Мастера Ло, было духом или Богом и учило мудрецов и королей Алаку почти с незапамятных времен.
«Доверяй себе, доверяй собственным силам»,– ответствовал Андо у озера Ланкона, положив руку на плечо Фарахи, пока монахи делали вид, что не смотрят.
Но Фарахи не был уверен, есть ли у него сильные стороны, кроме разве что терпения. Которое его отец всегда предпочитал звать «трусостью».
«Принц должен действовать, Фарахи. Никогда нет идеальных планов или безупречных знаний, но принц должен действовать так, будто все обстоит иначе».
Фарахи с ним не соглашался – ни тогда, ни сейчас. Всем его братьям нравилось «действовать»– бегать за девчонками или выбирать штудии, воспитателей и офицерские назначения, как псы ищут лучшие кости, покуда Фарахи ждал и наблюдал.
«Стал бы человек плыть без курса?»– хотел он поспорить. «Какова цель?» – недоумевал он, однако всегда стеснялся спросить.
«Задача короля – остаться в живых и зачать сыновей. А затем – держать этих сыновей в узде. А затем, если останется время, он может делать что-то полезное».
Разумеется, король адресовал эти слова наследнику, который украшал свою миску риса ложками на манер флажков, пока его братья хихикали, а Фарахи молча наблюдал за этой сценой.
Делать «что-то полезное» казалось отцу наименее важным; держать в узде сыновей – наиболее.
У Фарахи, самого младшего, было – вернее, было раньше – семеро братьев. У всех были жены и дети, а также должности на флоте и при дворе. Некоторые развлекались торговлей, другие путешествовали по миру в качестве дипломатов или самолично сражались на море лихими охотниками на пиратов, как отец в юности.
А затем, за один день, они умерли. Все они. Сгинули, будто камень в море.
Семеро принцев, их матери и сестры стали кормом для рыб, погибнув все вместе на одном корабле, потому что думали, что правят миром, и действовали без всякой опаски.
В то время Фарахи был холост. Не имел ни детей, ни деяний. Он предпочитал книги захватывающих историй и уроки стариков или послеполуденные часы на пляже со своими сестрами, наблюдающими, как ребятишки плещутся в волнах. Отец не уделял Фарахи времени и тем паче интереса.
«Толстый мальчик с повадками девчонки»,– однажды услышал он слова отца в беседе с матерью. Фарахи ощутил ее стыд через дверь кабинета. Он притворился, что это не имело значения, но впоследствии спал с проститутками, чтобы доказать себе, что может быть мужчиной, и никогда больше не ел сверх меры.
И вот однажды его отец умер. Все, что вращало мир и было важно – и все, чем по словам людей он должен быть и что делать – исчезло. И оказалось, ничто из этого не было важным, как и предвидел Фарахи. Его братья тоже умерли. Как и его мать. И его сестры – за исключением той, которая ненавидела весь мир.
Пошатываясь, нынешний Фарахи прислонился к стене коридора и ругнулся, наткнувшись на сваленную в кучу грязную одежду. Одна только мысль о сестре иногда могла вывести его из равновесия.
Кикай «Чокнутая», называли ее шепотом придворные после этих смертей. На самом деле Фарахи знал, что это не так. Сестрой всегда владела ненависть.
Ее не сильно затронула гибель семьи. Она не убивалась из-за кончины старика-супруга, полезного лишь политически. Даже в детстве ее слова о всех, кто не принадлежал к семье, сочились ядом. Но стоило Кикай прийти к власти заодно с Фарахи, она наконец-то смогла оторваться по полной.
Во все те дни и ночи, когда Фарахи плакал и желал чего угодно, кроме того, что на него обрушилось, Кикай давала ему силы. Тоже избранная судьбой, она немедленно стала использовать свое обаяние, красоту и хитроумие, чтобы поддерживать брата и помогать упрочению его власти.
Слишком слабый в то время, Фарахи знал, что сейчас был бы мертв без нее. В те первые годы он никогда не спрашивал «зачем» и «почему» сначалом ее эпохи террора. Вместо этого король дал добро адмиралам, кредиторам и лояльным оранг-кайя следовать ее приказам, как его собственным.
Где был пункт «обуздывай свою кровожадную сестру» втвоем перечне обязанностей короля, отец? Об этом ты упомянуть забыл?
Фарахи вздохнул и продолжил идти. Это были старые проблемы, старые тревоги. Хотя она нажила много врагов и засеяла острова недоверием, Кикай не была виновата в этой кровавой, страшной ночи. Виноват был Фарахи.
Хали мертва. Его любовь мертва. И она мертва из-за него.
Наконец Фарахи нашел дорогу в погреба – ноги в сандалиях ступали уверенно, хотя перед глазами все плыло от слез. Он прогнал с поста гвардейца, не встречаясь с ним взглядом, и спустился в прохладный, сырой погреб, где пахло деревом и вином. Высокие сводчатые стропила тянулись почти за пределы видимости, и во внушительном нагромождении бочек монарх наконец почувствовал себя в полном одиночестве. Он привалился к одному из пятисот или более бочонков, держа в обеих руках по кувшину, и стал пить.
Его отец был опасный алкаш. Фарахи доводилось видеть его перепады настроения и затуманенную память и осуждал его, поэтому сам впоследствии всегда избегал пьянства. Но не этой ночью. А возможно, больше никогда.
Он пил и пил без остановки, пока не вспотел и не начал плеваться. Прижимаясь лицом к холодным стенам и дергая себя за волосы, он бился головой о скошенные кромки.
–Мне жаль, Хали,– прошептал он в темноту.
Ему вспомнился их первый, еще неформальный, совместный вечер – ее лицо лучилось смехом, а тело было обтянуто шелками, демонстрируя фигуру, изваянную из юношеских грез. Она согласилась поужинать и ничего больше. И пришла она без сопровождающей, улыбчивая и безмятежная, как в тот день, когда он впервые увидел ее на территории дворца. Вне всяких сомнений, она ожидала ночь королевского шарма и последующее сватовство, пока ее отец ждет подписания официальных бумаг – королевская наложница, мать королевских детей!
Она была в восторге, как восторгалась бы практически любая женщина на островах. Но совсем другое дело – ее старик-отец.
