Я бы изменил, попытался он сказать, я бы отдал все это, если бы это помогло, но это не поможет, и я не могу.
Он почувствовал слезы на щеках и осознал: его отец пришел бы в ужас. Он чувствовал растерянность и смущение Оско, но еще отчетливее ощущал нити жара и горестей людей в толпе, расступающихся и тянущихся к нему с полумертвыми детьми на руках, надеясь, что у него есть власть исцелить, изменить ситуацию, даровать им спасение.
Он протягивал руки, игнорируя свою охрану, чтобы дотронуться до опухолей или рубцовой хвори, жалея, что не может высосать их подобно яду и развеять страдание по ветру. Он молчал, потому что у него перехватило горло. Он обхватывал щеки ладонями, улыбался и проводил руками по спинам стариков, согбенным тяжелой работой. «Я всего лишь человек»,– хотел он сказать, но не мог, да и возможно, если кому-то помогает наличие веры, то какой в этом вред?
Продвижение было медленным, но уверенным, каждый шаг вел вниз, к пляжу и трибуне, на которую должен был подняться Кейл. Десять тысяч выживших моряков из военного флота Шри-Кона собрались вместе и теперь ждали своего принца, в изумлении глядя на извивающуюся, умоляющую толпу аборигенов, следующих за Кейлом.
Взобравшись по деревянным ступеням на помост, Кейл поднял голову к темно-серым облакам и закрыл глаза. Толпа затихла.
Несомненно, люди ждали слов утешения или величия. Они хотели услышать речь пророка, которая воодушевит их и прогонит их страхи.
Но завтра голодные так и останутся голодными. Слабые все равно угаснут на глазах у своих семей, и никаким словам не дано облегчить смерть. У Кейла не было ни ответов, ни доводов. У него были только нити энергии, за которые можно тянуть, и боги, которых можно молить о чуде.
Он молчал. Его дух воспарил ввысь и поднял руки, щурясь в почти ослепляющем свете чего-то ужасного и прекрасного, простертого сквозь серость – подобных радугам, но осязаемых струн, протянувшихся вдоль тысячи звезд. Он подплыл и схватился за них, оборачивая, как веревки, вокруг своих рук.
Он вздохнул и представил тихий костер на пляже со своими братьями. Он улыбался Тейну и сжигал свои сомнения.
Прошу, будь мягок, боже, кем бы или чем бы ты ни был. Прошу, помоги мне и этим людям и даруй им жизнь.
Он откинулся назад в воздухе, а затем дернул.
Нити натянулись туго, словно снасти между парусами, но ничего не произошло. Кейл откинулся назад и снова потянулся, на этот раз во всех направлениях – к движению волн, жару толпы, колебанию земли… Здесь было место силы, и он обмотал ее вокруг своего тела, как броню.
–Шевелись, проклятие,– прошептал он, стараясь не думать о несчастьях и смертях, которые повлечет его провал – и зная также, что скорее умрет, чем позволит этому случиться. Он почувствовал, как его тело пошатнулось и схватилось за перила, тепло вокруг него испарилось, и дыхание толпы всколыхнуло воздух.
Поверхность пляжа содрогнулась. Дух Кейла взревел от напряжения, и его слух уловил плеск воды, раскат грома. Канаты силы, обвязанные вокруг его рук, словно сопротивлялись ему, как будто кто-то или что-то стоит вдалеке и тянет к себе.
Кейл знал, что не может отпустить – и что не отпустит, даже если б захотел. Все собравшиеся вокруг него заткнули уши, хотя Кейл теперь мало что слышал. Только стон подобных канатам нитей силы, что извивались вокруг него, сопротивляясь его духу.
Люди скорчились от боли, и он понял, что они каким-то образом услышали его, как будто его дух прокричал во все уши.
В небе и воде больше тепла, подумал он, и там есть жизнь, и ветер, и толпа может вынести больше!
–Островняк!
Как показалось Кейлу, он услышал оклик Оско, но не был уверен – таким громким стал поднимающийся пар, или, возможно, морские брызги, или стук крови в ушах Кейла. В его глазах пульсировала темнота, но он упрямо продолжал тянуть.
Даже если я сейчас погублю себя и всех, кто меня окружает, многие другие будут жить. Я не могу остановиться. Я не остановлюсь.
Он моргнул при этой мысли, гадая, думал ли так же и Фарахи – вероятно, ту же самую логику использовал его отец, когда оправдывал убийства и пытки некоей высшей целью, якобы известной ему одному.
Это стало занозой в разуме Кейла – камнем под тяжелым ботинком, пока принц изо всех сил напрягался, чтобы держать ступни ровно…
И потерял равновесие. Его тело рухнуло на перила, и дух оторвался от земли – нити рывком схватили его, увлекая все выше и выше, быстрее и быстрее, как щупальца осьминога, притягивающие свою жертву, чтоб заглотить целиком.
Облака понеслись ему навстречу, затем проплыли мимо; его бесплотные глаза словно увлажнились слезами от ветра.
Какие бы нити ни связывали его дух с телом, они оборвались, отделившись так же быстро и бесшумно, как срезанные ножницами волосы. Окна дома его духа захлопнулись, оставив Кейла далеко-далеко. Его сотряс ужас, когда он почувствовал, что пойман в быстрину. Кейл не успел даже вскрикнуть.
ГЛАВА 37
Это Лани, племянник. Она будет жить с нами во дворце. Как мы приветствуем гостей? Кейл поклонился и, хотя по правилам должен был коснуться руки маленькой девочки, не сделал этого. Казалось, гостья такая же застенчивая, как и он сам, и Кейл спрятался за юбками Кикай, как часто делал в присутствии незнакомцев.
Тетя рассмеялась, отогнала его и, держа их обоих за руки, зашагала к королевскому пляжу. Выдав им ведерки и соломенные шляпки, она погрозила пальцем.
–Вы подружитесь, да? А теперь поиграйте в песке и будьте паиньками. Я буду вон там.
Затем она подошла к слуге и что-то зашептала, и Кейл зарделся в наступившей тишине.
Каким-то образом он знал, что это всего лишь сон или, возможно, воспоминание внутри сна. Он познакомился с Лани, когда ему было шесть лет, но не помнил тот день ясно.
Она сразу же принялась за дело, выкапывая затвердевшие комочки и блестящие камешки и опуская их на дно ведерка. Ее нежные ручки с подпиленными и лакированными ноготками казались такими неуместными в грязи, и даже в тот момент Кейл не мог оторвать от нее взгляда.
–Что это ты делаешь?– попытался он спросить так, будто ему все равно.
–Хочу взять немного домой для моей мамы. Спорю, она никогда не видела белый песок!
Кейл молчал, думая: «А разве бывает песок других цветов?» иеще что было бы здорово иметь маму.
–Это здорово,– сказал он. Лани улыбнулась.
Затем он испуганно обернулся, потому что Кикай практически плевала в красное лицо слуги, стоя к нему гораздо ближе, чем позволял этикет.
–Простите, сударыня,– сказал тот,– но король приказал, чтобы все ваши письма подлежали утверждению.
–Ты думаешь, я этого не знаю?– Она говорила своим сердитым голосом – от которого Кейл научился убегать еще пацаненком.– Я хочу, чтобы ты все равно взял его, понимаешь?– Ее гнев растаял, сменившись чем-то похожим на раскаяние; голова клонилась набок, грудь вздымалась. Кикай погладила молодого слугу по щеке, куда попала слюна, облизала пальцы и прошептала слова, которых Кейл не расслышал.
