Прежде всего: неправильные паруса. Возможно, они были повреждены, так как выглядели скорее округлыми, чем прямоугольными, как будто деревянный каркас развалился на части. И они огромные, понял Алтан, когда расстояние уменьшилось.
Он стоял и наблюдал, и вскоре солнце превратилось в тонкую полоску, но хотя ладью окутало мраком, стало ясно: это самый большой корабль, который когда-либо видел Алтан.
Он почувствовал внезапную панику, но не мог понять ее причину. Это что-то новенькое, предположил фермер, такое, чего он еще не видал с Востока. Теперь он многое знал об обычных визитерах и местных моряках, но сам вовсе не был мореходом.
Интересно, сколько человек помещается на борту такой штуковины? И зачем делать ее такой большой вместо того, чтобы просто взять еще один корабль?
От ответов у него пересохло во рту, а в животе заклокотало. Алтан побежал обратно к дому, крича на весь двор:
–Вооружайтесь! Мальчики, выходите, сейчас же!
Пока что он рылся в сарае в поисках топоров и чего-нибудь похожего на копье; первыми явились поиграть его младшие сынки, задавая глупые вопросы.
–Где эти луки…– бормотал фермер, ненавидя сам себя.– Почему на Севере нет богом клятых луков?
Старшие близнецы наконец прибежали, запыхавшись.
–Там корабль,– сказал Алтан, встретившись с ними взглядом,– и он мне незнаком.
–Мы готовы, отец,– сказал старший второрожденный, и Алтан улыбнулся. В кризисных ситуациях Карст всегда был лучшим.
–Молодчина,– он похлопал мальчика по плечу и вручил ему косу.– Скажи своим сестрам, чтоб наточили ножи, заперли дверь и стерегли ее. Затем скажи своей матери, чтоб взяла лошадь и бежала за помощью к соседям, затем приведи моих волков.
Побледневший, но спокойный, паренек кивнул и убежал, а фермер повел остальных вниз, к пляжу. Он остановился на холме и почувствовал, как перехватило дыхание. Увидев панику отца, его сыновья застыли как вкопанные.
Каким-то образом – что невероятно, учитывая расстояние, с которого Алдан его видел – корабль уже прибыл.
Его корпус выглядел наполовину раскуроченным и даже более крупным, чем представлял себе фермер. Он яростно врезался в песок, не попытавшись замедлиться или причалить. Паруса не имели каркаса, и теперь они обвисли и удерживались таким количеством канатов, какого Алтан еще не видел,– неведомым образом натянутых поперек мачты, но больше ни к чему не прикрепленных.
–Не вижу ни людей, ни следов, отец,– сказал Галин, младший перворожденный, ныне серьезный мальчик тринадцати лет, который говорил только тогда, когда был уверен в сказанном.
–Я тоже.– Алтан сжал свой старый топор – единственный, не предназначенный для рубки древесины. Он пытался думать о текущем моменте, а не о старых преступлениях и несчастьях и о мстительных мертвецах.
–Там!
Самый старший указал пальцем. Алтан вместе с остальными посмотрел и увидел тело, лежащее на отлогом берегу – но отпечатков ног на песке не было. Казалось, его отбросило на расстояние нескольких мужских ростов от корабля, и оно раскинулось плашмя на животе.
Алтан почувствовал непреодолимое желание развернуться и убежать.
На мгновение он безотчетно задумался о том, чтобы собрать семью и распрощаться со своим богатством и своей фермой, не оглядываясь. Но тут вернулся его сын с рычащими на поводках четырьмя волкопсами, готовыми броситься на неизвестного врага, чуя страх своего хозяина. Их смелость вновь пробудила его собственную.
–Идемте.– Фермер начал спускаться по берегу, обшаривая глазами деревья, кусты и сараи с инструментами, подсчитывая, сколько человек могло бы тут спрятаться, и зная, что немного.
Его собственные мытарства в бою не были забыты. Я справлюсь с любой угрозой.
Он смотрел на своих молодых, но сильных сыновей и вышколенных псов и знал, что может ими гордиться.
Так почему же мне так страшно?
* * *
Вставай, брат.
Букаяг лежал холодный и беспомощный после нескольких недель спячки-в-Роще. Рока вглядывался своими глазами сквозь пятнистую серость, но потерпел неудачу, смаргивая слезы и пытаясь понять, где он находится. Кажется, поверхность не качалась. Значит ли это, что он на суше?
Он пошевелил под собою рукой и поднес ее к лицу. Он обнаружил засохшую кровь и, возможно, песок – но не островной: этот был грубым, желтым и смешанным с грязью.
Словно сквозь толщу воды он услышал голоса, бесполые и непостижимые за исключением повышенных в конце интонаций, будто в вопросе. Он проигнорировал их, возвращаясь к воспоминаниям о неудачных попытках порыбачить и к тому, что могло случиться с Аруном и Квалом.
Он вспомнил, как ослабел ветер, а затем дождь и волны обрушились на хлипкий корпус его посудины, едва не разламывая. Он знал, что вместе со спутниками пережил это, и они тащились по морю с питьевой водой, однако без еды, пока Рока отдыхал. Но после того – пустота.
Букаяг сумел поднять их общую голову, после чего, отплевываясь и кашляя, оттолкнулся руками от земли. Они услышали лай собак, и Рока почувствовал, как Букаяг зарычал в ответ.
–Ты в порядке?
Теперь голос звучал ближе. Он говорил на родном языке Роки с отрывистыми звуками северянина, и Рока не знал, радоваться ему или сквернословить.
–Воды,– ответил он, вспомнив на миг о своем путешествии в противоположную сторону и о том, как его пленили и связали шелковыми веревками пираты.
–Успокойся,– сказал голос.– С тобой есть кто-то еще? Ты один?
Рока попытался тряхнуть головой, но ему не хватило самоконтроля. Перед ним возник размытый силуэт с каким-то предметом в руках, и Букаяг чуть было не нанес удар.
–Полегче, брат. Вот, пей,– сказал голос. Рока схватил и отхлебнул из чего-то похожего на деревянную чашку, зная, что его жажда слишком сильна, чтобы беспокоиться о наличии яда.
–Мне нужно знать, вооружен ли ты и есть ли с тобой кто-то еще. Но если ты честен и миролюбив, мы поможем тебе. Даю слово.
Рока счел предложение весьма разумным. Букаяг просто сжал кулак.
–На борту… двое мужчин,– выдавил он, не потрудившись добавить «я надеюсь». Затем использовал последние несколько капель воды, чтобы смыть песок с лица. Расплывчатые мужчины ахнули.
Пульс Роки участился, и он моргал, думая: Ну я и дурак, пока зрение не восстановилось.
Он взглянул в широко раскрытые глаза четверых подростков с крестьянским инвентарем в руках и мускулистого фермера с боевым топором.
Они таращились, и он знал, что это из-за его родимого пятна, его распахнутых желтых глаз и его уродств – их страх и суеверие ясно читались на пышущих здоровьем лицах. Я слишком долго пробыл в Пью, подумал он.
–Спокойно,– сказал фермер, когда собаки пригнулись.
