До меня донесся голос Чао Я:
–Мне не под силу превзойти игру Де Чэ, ваше величество, во мне нет настолько глубоких переживаний. В сердце Де Чэ хранится печаль прошлого, иначе ей не удалось бы сыграть настолько поражающую мелодию. Ваше величество, я знаю, что и в вашем сердце похоронено много боли, пронзительной и громкой. Пожалуйста, сотворите ее в сон и передайте мне – с вашими чувствами я смогу привести в движение Вздыхающую стену.
Я уже не различал, откуда доносился голос Чао Я, перед глазами кружила лишь зелень бабочек. Я тут же приступил к созданию сна. В него вошла наша жизнь с Ши: как я нес его по снежной дороге в мире смертных, как спас во Дворце миражей и, наконец, улыбка на лице брата, когда я пронзил его своим мечом. В следующее мгновение сознание оставило меня. Я странно себя ощущал, казалось погрузившись в глубокий сон, в котором не было ничего, кроме чистого сизо-голубого неба Империи льда перед началом весны.
Очнувшись, я увидел, что Хуан То был занят лечением Пянь Фэна, ослабленный Ляо Цзянь сидел на полу с крепко спящей Син Гуй на руках, а Чао Я лежала, и из ее рта медленно стекала похожая на снежную воду белая кровь. Де Чэ со стеклянными глазами сидела на земле, и на долю секунды мне показалось, что она постарела на несколько сотен лет. Рядом с ней уже стояла Юэ Шэнь, прижимая к шее стражницы лезвие Лунного света.
Вздыхающая стена в конце зала разрушилась на куски, и поднявшаяся в воздух пыль теперь постепенно оседала обратно.
Де Чэ все качала головой:
–Невозможно, чужак не мог разрушить Вздыхающую стену.
Юэ Шэнь убрала Лунный свет:
–Думаю, теперь нет необходимости убивать ее, ее жизнь уже кончена.
Когда мы покидали Храм разрывающей небеса Красной птицы, ко мне обратилась Чао Я:
–Ваше величество, в клане духа говорят, что Де Чэ лучшая из богинь, прекрасна внутри и снаружи. Вы, ваше величество, кто разбирается в искусстве музыки, наверняка понимаете, что человек со злым сердцем никак не смог бы исполнить настолько прекрасную мелодию, как она.
–Поэтому я не стала ее убивать,– произнесла Юэ Шэнь.– Да и на нас она использовала не самые сильные из чар, иначе Ляо Цзянь и Син Гуй погибли бы. Даже из нашей с ней схватки я поняла, что ее магия смерти совсем не уступает моей.
Я обернулся на Храм разрывающей небеса Красной птицы, что уже лишился своего светло-голубого свечения. Де Чэ успела собрать всю свою силу, и Храм превратился в огромные прекрасные руины, из них друг за другом выбегали служанки. Должно быть, сама стражница велела им уходить. Она обратилась ко мне, когда мы переходили через разрушенную стену:
–Я не хочу продолжать охранять этот Храм, Ка Со. Всю жизнь я считала, что не существует в мире чувств сильнее моих – таких же тяжелых и отчаянных, но вот я нашла душевную боль, превосходящую мою, мне нет больше необходимости оставаться здесь. Возможно, мне нужно отправиться в мир людей, где я буду петь и играть на цине, чтобы люди запомнили и мой Невесомый цинь, как они помнят Беззвучный цинь матери Чао Я.
На ее лице расцвела легкая теплая улыбка. В великолепной Де Чэ больше не осталось высокомерия и заносчивости. Передо мной была обычная девушка, играющая на своем цине печальную мелодию. Я поклонился ей. Мне стало интересно, кем был тот человек из ее прошлого, который мимолетно коснулся ее судьбы, но оставил след, продолжавший мучить Де Чэ спустя сотни, даже тысячи лет.
Она подарила мне сон, который посещала постоянно, каждую ночь в течение тысячи лет, сказав, что в нем я увижу его.
Внутри видения оказался двор дома, устланный снегом и лепестками вишни, с которыми играл ветер. В середине двора появился человек с теплой яркой улыбкой, темными бровями и сияющими глазами. Он подошел к Де Чэ и, поклонившись, улыбнулся ярко, словно само солнце. Тут ветер усилился, и с земли взлетели лепестки, окрашиваясь в воздухе в кроваво-красный цвет. Волосы и мантия незнакомца взмыли вверх вместе с ними. Мгновение спустя картина застыла и рассеялась словно туман.
Сон первый
Кошмар Де Чэ. Разрушение
Меня зовут Де Чэ, я происхожу из клана духа.
Мама рассказывала, что в ночь моего рождения звезды собрались на самой вершине небес и их холодный ослепительный свет рассеялся в небесной тьме, осев в моих глазах и подарив мне силу.
С самого детства я росла ребенком с большой силой, локоны мои были длиннее тех, что у моих братьев и сестер. Они часто сжимали меня в своих руках, окружая любовью, и все звали: «Де Чэ, Де Чэ, Де Чэ».
Росла я вместе с Чи Мо, самым младшим мальчиком клана и любимейшим из моих старших братьев. Его волосы были мягкие, словно шелк, и, как я, он нес в себе большую силу. С теплой улыбкой он обучал меня разной магии и даже тому, как контролировать струны, что превращались в линии света.
Еще в детстве Чи Мо любил водить меня в глубину Туманного леса любоваться огромными птицами, чьи голоса звучали в тени деревьев, их полные скорби и надрыва крики оставляли на голубом небе невидимые шрамы один за другим. Наблюдая за птицами, брат обращался ко мне:
–Де Чэ, ты хотела когда-нибудь взлететь на небеса и посмотреть, что там? Мне вот интересно, может, облака полны цветущей вишни, а может, душ умерших?
В каждый такой момент я замечала, как в белых сияющих глазах Чи Мо сгущались темные тени, отбрасываемые деревьями на солнце. Часто мне казалось, что его взгляд и вовсе становился черным с необычным фиолетовым оттенком цветов хохлатки. Он казался бездонным, и в глубине души это пугало меня.
Однако в следующее мгновение Чи Мо улыбался мне улыбкой красивой и невинной, словно блики света на его лице один за другим расцветали в хрустальные цветы, окруженный ароматом цветения, он олицетворял для меня саму весну.
Чи Мо был старше меня на десять лет, и, когда мне исполнилось сто двадцать, мой любимый старший брат уже достиг ста тридцати. В то утро я выбежала из дома на его поиски, чтобы он со мной поиграл, и обнаружила посреди заснеженного двора повзрослевшего брата. Он повернулся ко мне, и повсюду начали расцветать бутоны вишни.
Высокий и статный, в белом длинном плаще, что обрамлял его стройное тело, подобно невесомым облакам, Чи Мо превосходил по внешности всех моих братьев и отца. Брови его были прямыми и длинными, как два меча, глаза ослепляли, как свет звезд, а лицо было выразительным, словно его выточил из камня сам ледяной ветер. Он стоял, обращенный ко мне, уголки его губ приподнялись, обнажая белоснежные зубы в улыбке, освещавшей, будто солнце.
Деревья вишни за его спиной вовсю цвели.
Чи Мо приблизился ко мне и, склонив свое лицо к моему, произнес:
–Доброе утро, Де Чэ.
Десять лет спустя я приняла облик взрослого человека. Я стояла перед братом, улыбаясь ему той же улыбкой, что сияла на его губах десять лет тому назад. Он посмотрел на меня, сощурив глаза, обрамленные длинными нежными ресницами:
