— Прекрати! — прошипела Шона, отбиваясь, царапаясь, цепляясь за его руки.
Никогда еще он не был более решительным, безжалостным и неумолимым. Он методично превращал в лохмотья ее платье, мстительно терзал его. Задыхаясь и выбиваясь из сил, Шона продолжала тщетную борьбу, но вскоре неровные лоскуты бывшего платья упали к ее ногам.
Дэвид отпустил ее. Шона гневно уставилась на него, и он ответил ей взглядом в упор.
— Ты не выйдешь из этой комнаты! — сообщил он ей с угрозой, которая пугала сильнее, чем выражение лица, когда он уничтожал ее одежду.
— О Господи! — всхлипнула она, вновь поворачиваясь, чтобы бежать, но тут же поняла: Дэвид опять ее поймает. — Не смей прикасаться ко мне! Ты этого не сделаешь! — воскликнула она.
Но он сделал то, что считал нужным: подхватив на руки, бросил Шону на постель.
~» Ложись спать. Ты не выйдешь отсюда.
— Я… — запротестовала она, начиная подниматься. Дэвид навис над ней.
— Спи!
Она застыла, чувствуя, как сердце бьется с невообразимой частотой, а дыхание обжигает легкие.
— Я…
— Миледи, хотя бы раз вспомните о здравом рассудке. Сегодня ни я, ни ты не покинем эту комнату.
Она с трудом проглотила подкативший к горлу ком, погрузила голову в подушку и настороженно посмотрела на Дэвида. Помедлив, она скользнула под одеяло. Внезапно ее охватил озноб. Еще никогда она не чувствовала такого холода. Дэвид отвернулся. Пройдя по комнате, он потушил свечи.
В темноте, которую рассекали только оранжево-золотистые отблески огня, он застыл у камина. Свет и тени играли на его лице, скульптурной линии щек и бровей, квадратном подбородке. Пламя отражалось в его глазах, подчеркивало выступающие под рубашкой бугры мускулов. Его лицо оставалось безучастным, не выражало никаких чувств. Казалось, он что-то ищет в пламени, но знает, что не найдет. Шона вдруг задрожала, припоминая недавний разговор с Джеймсом Мак-Грегором.
Каторга… Почти пять лет он работал на каторге. Шрам над глазом и остальные мелкие шрамы и рубцы на теле свидетельствовали о непрестанной борьбе, которую Дэвид вел все эти годы. Если бы Шона лучше знала его жизнь, может, она смогла бы понять, почему он не в силах доверять ей — особенно теперь, когда постепенно выяснялось, что она так или иначе замешана во всех трагических событиях его жизни.
Наконец он отошел от огня. Шона сжалась, чтобы не дрожать, когда он приблизился к постели. Дэвид не тронул ее. Гневный изумрудный отблеск играл в его глазах, но казалось, он не испытывает ни малейшего желания прикасаться к Шоне.
Повернувшись к ней спиной, он сел на противоположный край кровати и сбросил сапоги, затем улегся в постель, заложив руки за голову.
Несколько долгих минут Шона лежала молча.
— Я ничего не знаю про Мэри-Джейн. Ровным счетом ничего!
— Любопытно: она замешана в этом деле и теперь исчезла.
— Если она пропала, надо найти ее! — настаивала Шона.
— Она не пропала, а сбежала, — ровным тоном возразил Дэвид.
— Откуда ты знаешь?
— Ее одежда исчезла вместе с ней.
— Может быть, ее заставили уйти из замка, а одежду забрали, чтобы…
— Шона, перестань.
Ей следовало остановиться, как советовал Дэвид, но Шона не смогла. Выдернув подушку из-под его головы, Шона бросила ее ему на грудь. Он сорвался с места, как молния, и подмял Шону под себя. Его руки превратились в стальные клеши. Она лежала, ощущая телом ткань его рубашки и бриджей, а Дэвид легко удерживал ее одной рукой.
Она едва дышала.
— Не могу поверить! — прошептала она, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Мэри-Джейн! Та самая, которую Шона считала не только своей преданной служанкой, но и подругой! — Быть того не может! Почему ты поверил Фергюсу?
— Потому что он сказал правду.
— Откуда ты знаешь?
— К горлу Ферпоса был приставлен меч. — Дэвид вздохнул, теряя терпение. — Шона, теперь-то ты понимаешь, что близкие люди причинили тебе немало вреда и замышляли убийство?
На минуту Шона затихла, затем произнесла:
— Мне больно.
Он ослабил пальцы и отстранился. Она лежала рядом с ним, обнаженная и беспомощная, а он даже не прикоснулся к ней. Они повернулись спинами друг к другу. Шона гадала, лучше ли было, если бы гнев воспламенил страсть. Жаркая близость казалась предпочтительнее охватившего ее холода.
— Дэвид…
— Проклятие, Шона, почему ты не рассказала мне о ребенке?
Она глотнула и облизала языком губы.
— Прошлое слишком ожесточило тебя — я боялась упоминать о том, что потеряла ребенка.
Он не ответил. Молчание продолжалось так долго, что Шона в конце концов решила: Дэвид заснул. Она чуть не подскочила от его резкого возгласа:
— Черт возьми, миледи, прекратите трястись!
Внезапно он крепко прижал ее к себе. Ей следовало протестовать. Гораздо лучше замерзнуть, чем терпеть его прикосновения. Но Шону била дрожь, а тело Дэвида излучало тепло. Несмотря на то что сегодня его прикосновения утратили нежность, именно сейчас Шоне не хотелось мерзнуть.
— Надо разыскать Мэри-Джейн, — сказала она. Дэвид ответил не сразу.
— Мы найдем ее завтра, — пообещал он.
— Почему ты так уверен в этом?
— Потому что завтра — Ночь лунной девы. Прошу тебя, отдохни. А если не хочешь, дай выспаться мне.
Шона замолчала. Ее уязвляла мысль об объятиях человека, который вернул ей ребенка, чтобы отнять через несколько минут.
— Дэвид!
— О Господи! Чего тебе, Шона?
— Когда я увижу Дэнни?
Он испустил длинный вздох и приподнялся на локте. Обведя пальцем губы Шоны, он вдруг слегка улыбнулся, и она поняла: он всей душой желает довериться ей, поверить ее словам…
Но этому препятствовала сама Шона, отказываясь признать, что кто-то из близких чуть не лишил жизни их обоих.
— Скоро, — пообещал Дэвид.
— Когда?
Он задумался.
— Завтра я попрошу тебя сделать кое-что. В Ночь лунной девы ты дашь мне обещание, и тогда получишь Дэнни обратно.
— Какое обещание?
— Это ты узнаешь завтра.
— Дэвид, я…
— Нас обоих вытащил из огня Алистер, — бесстрастным голосом произнес вдруг Дэвид.
— Что?! Алистер? Но откуда ты знаешь? — встревоженно спросила Шона. — Алистера даже не было дома, он…
— Он сам рассказал мне, Шона. Он говорил со мной.
— Господи! Значит, это он продал тебя на корабль! Дэвид, я знаю: он не хотел тебе вреда! Не надо…
