—Але! Привет, Хилл,— смеётся. Делает паузу,— ужинаю, наслаждаюсь вечером,— скашивает на меня глаза.
Я встаю, изящно промокнув губы салфеткой и аккуратно собирая за собой грязную посуду, чтобы, так сказать, соответствовать. Чувствуя, что уже наелась, и давая ему возможность поговорить, иду с этим всем на кухню. Слышу, как он говорит кому-то:
—Макс Талер, ты уверен?.. Я понял. Обращу внимание. Но, Хилл, мне кажется, это все издержки твоего чутья. Неудивительно, что ты до сих пор не женат. А может, просто завидуешь моему отпуску?— посмеиваясь, сгребает тарелки и, кажется, идёт за мной. Начинаю мыть посуду.
—Ладно, убедил. Я вообще-то планировал лететь общими авиалиниями, но полечу нашим бортом. Какая смена завтра, не знаешь?.. Надеюсь, Костнер не обидится,— улыбается, облокачиваясь спиной о столешницу и наблюдая за мной,— как там вообще?.. Отлично. Спасибо, пока.
Он кладет телефон на столешницу, и я благодарю его за вкусный ужин. А он благодарит меня за чистую посуду, но говорит это с таким весёлым лукавством, что я чувствую наигранность, или некую натянутость общения, словно мы ведём себя как два актёра на сцене, с заранее отрепетированными репликами. Не знаю, откуда вдруг это появилось. Не потому ли, что мы не говорим вслух и половины того, о чем думаем на самом деле?
—Кстати, Тень,— будто небрежно, произносит он. И я вздрагиваю.
—Тень?
—Да, помнишь его?
—Помню.
—Макс Талер. Мне удалось пристроить его на хорошую работку. У него оказались неплохие аналитические способности и феноменальная память.
Вытираю руки очень мягким кухонным полотенцем. Разговаривая, мы перемещаемся обратно в столовую, к камину. У меня наступает почти эйфория, такое великолепное ощущение сытости и тепла. Я, наконец, согрелась.
—Что, неужели он тоже агент?— спрашиваю с любопытством, разглядывая фотографии в тяжелых серебряных рамках на камине. Алекс в детстве, Алекс в компании стройного седовласого мужчины, красивая пара с младенцем…
—Не совсем, но близко. Есть службы, давай назовём их так, которые обеспечивают деятельность нашей организации. Например, служба ищеек, служба отрядов быстрого реагирования, всякие спецлаборатории… ну, и так далее. Каждый ведущий агент Ми-6, согласно своему профилю, курирует одну из таких служб. Талер работает у ищеек, ну, мы их так называем между собой,— наши взгляды встречаются,— думаю, он совсем скатился бы в криминал, если бы не эта работа.
—Он, наверное, благодарен тебе?
—Наверное. Может быть, десерт?— резко меняет тему Алекс,— например… шоколадный торт?
Прожигает меня насквозь взглядом. Я так некстати вспоминаю тот далёкий вечер, и совместное поедание шоколадного торта… Где-то внизу живота все скручивает узлом. Поцелуи… Как юны и беззаботны мы были тогда!
Я была тогда по-настоящему счастлива, ну или так чувствовала.
Интересно, Алекс специально вернул меня мыслями в прошлое? Чтобы хоть как-то сгладить неловкость затянувшейся паузы и переключить нас на что-нибудь другое, хватаю первое попавшееся детское фото Алекса в компании приятного пожилого мужчины.
—Нет, спасибо, я наелась. Это твой дед?
—Да.
—Помню, как хотела познакомиться с ним,— улыбаюсь, разглядывая фото.
—Поехали, познакомлю,— отвечает Алекс запросто,— ему будет приятно. Я давно у него не был!
С сомнением смотрю сначала на него, после на окна. Ещё совсем светло. Но он серьёзно?! Зачем? Алекс трактует мое молчание по-своему.
—Поехали, тут недалеко.
—Но, что я ему скажу… Как его зовут?
—Ничего говорить и не нужно. Максимилиан.
Все это кажется, наверное, очень странным, но я иду за ним и надеваю свою ветровку.
Когда-то я действительно хотела познакомиться и пообщаться с этим человеком. Будет интересно на него взглянуть, в любом случае.
Сначала заезжаем в цветочную лавку, стеклянная витрина которой уставлена также открытками и книгами. Алекс просит меня подождать в машине. Это удивляет.
Надеюсь, цветы не мне? Если дедушке, то тоже как-то необычно. Но, возможно, это даже мило, трогательно. Может быть, книга в подарок деду? Мне бы тоже хотелось купить ему что-то приятное!
Пока я раздумываю таким образом, Алекс уже выходит с плетеной корзиночкой в руках и с чем-то ярким в ней. Кладёт ее в багажник, а я вытягиваю шею, стараясь разглядеть незаметно, что там. Неужели фрукты?
Пока едем дальше, невольно думаю о том, что у него ведь, кроме деда, никого из родственников нет. Или есть? Алекс кажется таким погружённым в себя сейчас, что я не решаюсь задавать вопросы.
Вероятнее всего, из-за загруженности по работе он редко бывает у деда и, наверное, оттого чувствует себя виноватым. Интересно, как давно они виделись?
Наш путь пролегает мимо большого и старого, если не сказать заброшенного, парка, который вдруг за одним из поворотов дороги резко заканчивается высокой каменной аркой-сводом. Очень древней, судя по ее виду. Неспешно выходим из машины.
Пока я с открытым ртом созерцаю арку и уходящее вглубь нее некое подобие каменного коридора, Алекс достаёт корзинку. Перевожу на нее взгляд.
—Амарант,— отвечает он на мой немой вопрос тут же. В корзинке удивительной красоты малюсенький куст с крупными сочными листьями и ярко-красными гроздьевидными цветами,— символ веры и бессмертия. Они нравились ему, в его дворе до сих пор растут такие.
Только в этот момент я окончательно понимаю, что Алекс привез меня на кладбище.
В горле застревает ком, молча иду за ним. Он усмехается, видимо заметив ошарашенное выражение моего лица. Пытается «скрасить» мрачность этого места своим рассказом о нем:
—Хайгейтское кладбище, одно из старейших в Лондоне. В его восточную часть каждый день водят туристов за деньги, там преимущественно захоронения девятнадцатого века. Как по мне жуть, ни за что не ходил бы по кладбищу просто поглазеть. Но о вкусах не спорят, как сказал, английский, кстати, классик…
Алекс болтает и ещё что-то. Но я ясно вижу, что за всей этой пространной речью он прячет от меня свою пронзительную тоску.
Мы бредем посреди тишины и умиротворения. Это не похоже ни на что виденное мною раньше, и я начинаю понимать, почему туристов тянет сюда — страшное и прекрасное место, готическая романтика, как говорит Алекс.
Со всех сторон сразу нас обступают плотными стенами буйные зеленые заросли. Одна бы я точно заблудилась здесь.
Мы долго петляем извилистыми тропками среди каменных ангелов и кельтских крестов, пока он не останавливается, наконец, перед ухоженным памятником. На нем толстый католический крест из белого мрамора и контур портрета с полным именем, датами рождения и смерти.
—Привет, дед,— произносит Алекс и ставит цветы, а я замираю в неподвижности.
