Было только одно «но»! Я испытывал к ней сильные чувства…
Она стала моей потребностью выживания. Моим воздухом. Не заметил, когда переступил черту. А пугало только то, что я пытался это загасить. Любовь дурманит, мутит разум и подталкивает на необдуманные поступки. Человек становится марионеткой в руках правящего.
Пытался себя оправдать и нажать на стоп-кран. Сперва хотелось мести, не смог — дал слабину. Захотел ее себе — подчинил. И вот когда захотел по-иному, чтобы она стала моей, особенной, любящей и заботливой, когда увяз в ней по уши — понимаю, что не могу. Не имею права забрать ее жизнь и подстроить под себя.
Нужно что-то решать. Говорить о наших чувствах глупо, она столько раз играла, что даже если скажет, что что-то испытывает — не поверю. А дальше держать на привязи не могу. Не свойственно мне — это начинает доставлять боль.
Но самую большую боль приносили ее кошмары. Сколько бы денег я не отбашлял, и сколько требований и упреков не сыпались в адрес психолога, ничего не помогало. Он уже ей и какие-то пилюли прописал, от которых Аврору вырубало средь бела дня. И психологическую разгрузку ей устраивал. Что-то еще предпринимал, отчего я был далек, только результатов это не давало.
В очередной раз, когда Аврора билась в моих руках от кошмарного сна, собрал губами ее слезы, прижался лбом к ее и прошептал:
—Проснись, любимая! Ради всех святых, проснись!
Замерла. Глаза предательски щипало от бессилия ей помочь.
—Виктор,— позвала тихим голосом.
Никогда не получалось разбудить ее до этого раза. Ночь за ночью слушал ее крики, вытирал слезы и, заключив в объятия, шептал. Говорил все, что приходило на ум. Мычал, убаюкивая, угрожал — все равно не слышит. И вот наконец получилось.
Аккуратно заглянул в глаза. В ночном просвете хорошо виднелись ее очертания. Пухлые губки, маленькие щечки, милый аккуратный носик и бездонные глаза. В темноте которых виднелись только спокойствие и умиротворяющая, поблескивающая гладь.
—Я опять не дала тебе спать?
Ничего не отвечал. Готов не спать ночами, оберегая ее сон, лишь бы был в этом толк.
—Хоть бы раз вспомнить, что там такого мне снится.
Только не это! Ни за что на свете не хочу, чтобы она узнала правду. Не хочу, чтоб она знала, кто сломал ее. Это станет кошмаром наяву.
—Ты поговоришь со мной,— все так же оставаясь в моих тисках.
—О чем?
—Тебе снятся кошмары?
—Нет. Мне вообще сны не снятся,— за исключением недавнего.
—Это плохо.
—Почему?
—Сны — это интересно! Я про хорошие, разумеется,— решила уточнить.— Это яркие картинки. Иногда как фильмы, а иногда как фантастические детские мечты. В них смешивается вымысел с реальностью. Все допустимо и это нормально. Так дозволено.
Мы были вымыслом и реальностью. Аврора дала ясную картину. Она — мой сон, от которого мне нужно проснуться. Через силу и боль. Нужно.
—Ты можешь покинуть этот дом,— произнес, разрывая себя на куски.
Замерла, не дыша. Словно амнистию получила. Замотала головой и с размаху впечаталась головой мне в грудь, прижимаясь яростнее.
—Аврора.
—А если я не хочу!
—Со мной будет трудно.
—Но и я не подарок!
—Ошибаешься! Ты та, которую мне в жизни не заслужить. Я буду калечить твою душу.
—Пускай! Ты сам говорил, что я сильная.
—Аврора, послушай…
—Замолчи,— стукнула головой в грудь.— Я хочу остаться, но попрошу у тебя только чуть больше свободы.
—Так я и даю тебе свободу, полностью отпуская.
—Просто дай право выбора!— гудела из-под меня.— Мой выбор остаться! Спи! И вообще, завтра я тебе готовлю завтрак!
Блин, она даже злиться разучилась. Как котенок фырчала у меня под рукой. А меня знобило от благодати. Не верилось, что она по собственному праву хочет остаться. Лишь бы это был не сон…
Глава 36
Проснулась раньше Виктора. Как и обещала, приготовила завтрак для нас, а тем, что приготовил повар, угостила охрану. Новые мне нравились куда больше. Не пялились как истуканы, речь приятная, сдержанная, да и на вид все поприличней.
К тому времени, как на кухню спустился Виктор, у меня были готовы тосты с маслом и красной рыбой, яйцо пашот, салат из свежих овощей и чай с чабрецом.
—Доброе утро,— поприветствовал меня.
—И тебе доброе,— мягко улыбнулась.
После сегодняшней ночи наши непонятные отношения встали на свои места. Уже давно мне не хотелось уходить из его постели, а тем более из его объятий. Я привыкла и мне страшно оставаться одной. Каким бы ни был его колючий не поддающийся характер, мне нравилось быть рядом с ним.
—Я предпочитаю кофе с утра,— окинув стол взглядом.
—Чай с чабрецом полезнее,— чем именно, пояснять не стала, хватит с меня строгой училки. Если нужно — сам погуглит.
—Допустим.
Под утренние лучи солнечного света, проходящие через воздушную тюль, мы отдались трапезе. Виктор съел все до последней крошки. Возможно, я приготовила мало для сильного мужчины.
—Спасибо,— с искренней улыбкой.— Все было очень вкусно. Я объелся,— похлопал себя по животу,— а мне его слова как бальзам на душу.
Когда тот гребанный Купидон успел навестить меня? Словно привороженная смотрела на Виктора. Как он подносит к губам чашку, отпивает неспешно, и теплая жидкость стекает по его горлу, напрягая жилистую шею.
Безумно хотелось его в интимном плане, но были и другие, более сильные чувства.
Между нами бушует страсть. Есть симпатия. Играют эмоции, но много недосказанного.
* * *
Плавно мы вошли в лето. Пропущенную учебу я активно подтянула, дипломная работа завершена на семьдесят процентов. Постепенно мое заточение превратилось в сожительство. Не побоюсь этого слова, семейные завтраки, совместное времяпровождение в качестве партии шахмат или бильярда. Эта игра мне по-прежнему не нравилась и по старому опыту переводила ее в секс.
Виктор всегда отзывался моментально. Я полностью раскрылась и доверилась в интимном плане.
Немногословно, но хотя бы без ругани летел день за днем. Я копалась глубоко внутри себя, пытаясь понять суть наших чувств. После его столь жестокого обращения ко мне, тяжело было принять правду, что я могу быть ему дорога. Но стоило ему нежно коснуться моей руки за завтраком, как все внутри таяло. Взгляд с черными переливами смягчился. Обрел грамм теплоты и искренней ласки.
Со временем стала выезжать в город, где наконец поправила стрижку горе-мастера. Виктор выделил мне машину с водителем, и теперь я могла посещать консультации в университете лично. Словно под жарким солнцем июня наша злоба друг на друга растаяла. Неизменным осталось только его отношение к моему отцу.
