Я проводил его взглядом, настраивая звук на телефоне. Когда Макс отошел на достаточное расстояние, мы проверили исправность связи. Руки немного подрагивали, а настрой сбивали самоуничижительные мысли. Я боялся, что Плешецкий меня вычислит. Нарушая его личные границы ради собственных целей, я лез на рожон. Руководствуясь появляющимися во мне чувствами, я был слеп ко всем опасностям. Стал глуп и нелогичен. Но в то время я ничего не замечал, или не хотел замечать. И даже следующие слова Макса никак не привели меня в чувства:
—Напомни, зачем мы это делаем?
—Терентьев должен появиться здесь, если они достаточно близки с Плешецким, а значит с Ликой они будут контактировать в любом случае.
—Почему ты уверен, что они будут делать это прямо под его носом?
—Не уверен, но лучше перестраховаться.
Представьте, я верил в это и убеждал себя, что интуиция не подведет. Я отрицал очевидное, закрывал глаза на свое положение.
Я влюблялся вопреки.
И не понимал этого.
Как можно влюбиться в женщину, с которой даже не знаком? Ни разу не пообщавшись, не обменявшись взглядами? Я заглянул слишком глубоко в ее душу, и даже с разбитым в дребезги сердцем, смог возродить те чувства, которые когда-то презирал…
Она появилась на закате. Изящная нога в тоненькой туфельке выскользнула из машины, а за ней вышла девушка. У меня перехватило дыхание. Шелковое платье струилось по изгибам ее тела, светлая кожа в тяжелых солнечных лучах казалась бархатистой. Она накрасила губы любимой красной помадой, уложила короткие волосы небрежными волнами. Сколько женственности и красоты было в ее походке, в ее жестах…
Она не принадлежала мне.
Как бы я ни пытался увидеть в ней ту, кем считал ее муж, передо мной стояла девушка тысячи кораблей.
—Зашел в ресторан,— раздалось в телефоне.
—Отлично. Вижу Плешецких, займись чем-то естественным, не привлекай внимание.
—А у-э…
—Что?
Я услышал с каким усердием Макс что-то проглотил, причмокнув от удовольствия.
—Говорю, я уже.
—Что видишь?
—Ну… Ресторан неплохой. Устроили фуршет, официанты с подносами, прямо как в фильме,— он усмехнулся.— Диванчики мягкие, живая музыка и куча деловых мужиков. При чем все друг с другом знакомы. Боюсь, как бы меня не спросили, кто такой.
—Успокойся, никто не спросит… надеюсь.
—Вижу Плешецкую. Она подошла к каким-то двум девушкам.
—Одна высокая и смуглая, другая низкая блондинка?
—Да.
—Подруги. Подойди ближе, попробуй услышать, что говорят.
Внутри засела тревога. Я колотил кончиками пальцев по приборной панели, уставившись на окна гостиницы, через которые совершенно ничего не было видно. Около двух минут Макс не отвечал, я слышал какофонию голосов, приглушенного оркестра и звона бокалов.
—Не могу ничего разобрать в этом наушнике! Как будто оглох на одно ухо,— сказал Макс.
—Попробуй на вид определить, спокойные они или чем-то встревожены, ругаются или просто что-то обсуждают?
—Да все нормально. Тут скорее я выгляжу подозрительно, общаясь сам с собой.
—Где Плешецкий?
Снова я остался на едине с собой. В тот день я нервничал больше, чем в первый. Тяжело справиться с тревогой из-за того, что не знаешь, откуда она взялась. Мне вдруг почудилось, что Плешецкий сейчас постучит в окно моей машины. Я разверну голову и увижу его разъяренное лицо. Затем опущу окно и посмотрю взглядом невинной овечки, притворяясь, будто не знаю, зачем он подошел. Раздастся долгая тирада о том, какой я непрофессионал, как я смею вмешиваться в его личную жизнь, когда задача стоит совершенно в другом, врежет мне, чтобы знал с кем имею дело, и наш договор тем самым будет расторгнут.
И что самое страшное — я больше не увижу ее.
Да, пожалуй, это волновало меня больше прочего.
—Нашел!— шепнул Макс.— Общается с каким-то мужчиной.
—Терентьев?
—Нет, другой. Низкий, с огромным пузом, лысый.
—Таких не знаю.
Какое-то время все было спокойно. Макс ел все, что попадалось ему под руку и давал мне оценку по пятибалльной шкале. От скуки он принялся развлекать меня шутками, делая вид, что разговаривает по телефону.
—Слушай, может свернем операцию, и я поеду домой? Ничего же не происходит, сам видишь… то есть, слышишь,— сказал он.
—Не знаю. Звучит разумно, конечно, но вдруг все-таки мы упустим что-то важное?
—Что тут может быть важного, как быстро этот пузан наберется коньяка?
—При чем тут пузан? Только не говори, что ты перепутал его с Плешецкой.
—Да нет, они просто разговаривают.
—Одни?
—Ну да.
—И ты тут рассказываешь мне анекдоты про евреев!? Макс!
—Все, все! Не паникуй! Сейчас… Вот, кажется… Он сказал что-то про выставку… Нет, про устриц… Нет, все-таки про выставку.
—Просто слушай их! Не надо говорить мне все…
—Лёх…
—Что?
Я услышал на заднем фоне какой-то возмущенный крик. А затем прекратилась музыка, и началась перебранка. Я распознал голос Плешецкого, который вначале перепутал с женским, но не понимал, о чем он говорит.
—Ох, ё…— протянул взволнованно Макс.
—Что? Что случилось?
—Плешецкий ударил этого лысого. Прямо в нос!
—За что?
Макс не отвечал, крики на заднем фоне усилились, а затем из гостиницы массово начали выходить возмущенные люди.
—Вечеринка кончилась, мне надо идти.
—Ты можешь сказать, что произошло?
Макс шепнул, что в коридорах слишком много народу, и растягивал мое терпение, пока не дошел до своего номера.
—Короче, слушай! Стояла твоя Плешецкая мило общалась с этим лысиком — ничего неприличного! Как я понял из контекста, он муж одной из ее подруг, и они обсуждали театральную выставку, на которую ты ездил на днях. Короче, Плешецкая как-то пошутила, лысый засмеялся, и взял ее за руку. Ну не то, чтобы прям за руку, просто за локоть, как дружеский жест. Ну и потом налетел Плешецкий, начал орать, мол какого хрена ты к моей жене пристаешь и все в таком духе. Лысый сначала не понял, моргал только как немая рыба, а потом ему в нос-то прилетело! Лысый набросился на Плешецкого, но куда ему! У того вон какие мышцы, как будто к олимпиаде готовится, ну короче лысый еще и по уху получил. А потом Плешецкий завопил, мол, вечер окончен и все в шоке просто начали расходиться! Я за вещами забежал в номер, сейчас прийду к тебе.
Он собрал все свои вещи и стал спускаться, как вдруг услышал голос Плешецкого. Дверь одного номера была неплотно закрыта. Макс подошел ближе, и я услышал:
