Потом у меня появились деньги. Но ее уже не было.
Осознав это в тот день, я понял, что не чувствую больше злости или обиды. Я не чувствую ровным счетом ничего.
Пусто. Тихо. Спокойно.
XIV. Алексей Блонский «Замкнутый круг» Глава 10. Ах у вас был ту́з в рукаве?
От той поездки я ожидал большего эффекта, но расслабиться и отпустить мысли не получилось. Тем не менее, пережив укус гадюки, превозмогая себя, я ехал на встречу с Плешецким. Влажными от пота ладонями я сжимал руль и пытался успокоиться. В серости начинающейся грозы я вздрагивал от вспышек молний, проговаривая вслух подготовленную речь. Внутри таилась надежда, что Плешецкий воспримет мои слова если не легко, то хотя бы безболезненно. Во всяком случае, он ничего не теряет, в отличие от меня.
Я остановился около отеля, где неделю назад проходило открытие ресторана, оперся спиной о дверцу машины и нервно выкурил две сигареты, пока ждал звонка Плешецкого. Небо было темно-синим от грозовых туч, а в воздухе пахло сладостью скорого дождя. Ветер несколько раз потушил зажигалку в моих бледных руках. Я винил себя за непрофессионализм, и тело отзывалось нервными импульсами. К тому же, я не знал, чего ожидать от Плешецкого — на что он способен, учитывая его вспыльчивость.
Раздался звонок, Плешецкий пригласил меня внутрь, и я вошел как раз перед началом ливня.
Он сидел в том самом номере на втором этаже за рабочим столом. Как и в первую встречу, он не поднял на меня взгляда, а сначала закончил печатать.
—Ну, о чем ты хотел поговорить?— сказал он, нехотя отрываясь от ноутбука.
Сегодня он был в белой рубашке под коричневым джемпером и выглядел точь-в-точь как одиннадцатиклассник.
—К сожалению, я не смогу продолжать работать на вас,— сказал я на выдохе. Слова дались тяжело, но я смотрел ему прямо в глаза, бросая страху вызов.— Понимаю, как подвожу вас, но все же я в первую очередь думаю об успехе дела, поэтому было бы разумнее сменить детектива,— я поймал его недоуменный взгляд, и заломил под столом пальцы.
—Не понял, почему?
—Я случайно пересекся с вашей женой, и мы обменялись несколькими фразами. Словом, она меня запомнила, и теперь я никак не могу продолжать работу.
Минуту он обдумывал сказанное, крутя ручку между пальцев, и не изменив выражения лица спросил:
—Как это вы случайно пересеклись?
—Это была моя ошибка, и хочу принести за нее свои извинения. Я подошел слишком близко, чем обратил на себя внимание, и пришлось притвориться прохожим и спросить дорогу.
—То есть она ни о чем не догадалась?
—Нет. Это точно нет.
Плечи его немного опустились, он выдохнул и откинулся на спинку стула.
—Я мог бы дать вам рекомендации к кому обратиться, но на это уйдет немного времени, может быть, два дня…
—Нет,— прервал меня Плешецкий.— Я не собираюсь менять детектива.
—Но как же… я не смогу продолжать…
—Меня не волнует «как», на этот вопрос ты должен дать ответ сам.
—Но разве не лучше будет…
—Нет, не лучше!— разозлился он. Глаза его потемнели, и мне стало не по себе. Я снова вспомнил крики и удары, и разбитое состояние Лики. Затем оценил его мышцы, и сделал вывод — сцепись мы в драке, победителем мне не выйти.— Ты продолжишь слежку, и меня не волнует какими средствами.
—Но это просто бред!— вспылил я.
Он ухмыльнулся, и улыбка его вышла устрашающе безумной. Неприятные мурашки вперемешку с холодным потом струились по моей спине.
—Ты не понял, здесь у тебя нет выбора. Мы пожали руки. Не вижу препятствий.
—Смотрите, я объясню,— сказал я спокойным тоном, переводя дыхание,— Человеческая память устроена так, что даже если вы пересечетесь с кем-то случайным взглядом, то мозгу потребуется не менее двух недель, чтобы стереть образ того человека. А если вы общались с ним, пусть даже несколько секунд, уйдут месяцы, а то и годы, чтобы забыть. Продолжая работать на вас, я не принесу результата.
—Нет, это ты смотри,— вскипел Плешецкий. Он наклонился ко мне через стол, сжал в руке ручку и процедил сквозь зубы: — Я нанял тебя для работы, и мне нужен конечный результат. Какими средствами ты пользуешься — меня не волнует. Другого пути нет, уяснил?— он скалил зубы, отчего у меня дрожали волосы на голове.— Ты думаешь, можешь вот так просто все бросить и уйти?
—Но я не прошу у вас оплаты. Я потратил много сил и времени, но облажался. Я признаю ошибку и отхожу в сторону, чтобы не навредить еще больше…
—А речи об оплате и не шло! Да, ты облажался. За это тебя вообще придушить мало!— выбросил он. Нервы накалились до предела, он еле сдерживал себя, а я не мог понять, чего он от меня хочет. Если единственно известное для него наказание — это физическое насилие, то я готов дать сдачи. Но он не размахивал кулаками, а лишь покраснел от злобы, сцепив зубы.— Но ты уясни — даешь заднюю, и все, что ты имеешь, будет разрушено.
—Что?
—Я говорю, например, о твоем единственном друге, у которого сыночек еще жизни не нюхал…— Он повернул ко мне ноутбук, на экране которого были фотографии с камеры наблюдения в отеле в тот день, когда Макс закладывал еду с фуршетного стола за обе щеки.— Как это всегда печально…— протянул Плешецкий,— …мать одиночка, не справляющаяся со своими обязанностями, к которой в дверцу стучат люди из органов опеки. Думаешь, сможет она дальше жить, когда ее и твоего дружка лишат родительских прав, а их любимого ребенка заберут на законных основаниях и поместят в детский дом? И по классике — ваше с Максимом Игоревичем заключение в исправительную колонию, как тебе такое? Может быть, дадут соседние камеры, кто знает… Но я, конечно, это гипотетически. Хотя, все в твоих руках.
—Вы это серьезно?— я не мог поверить в услышанное.
—Можешь съездить навестить одного паренька, он еще и года не отсидел. Может быть, найдете общий язык, раз уж вы коллеги.
—Какие коллеги?
—Ну как же. Ты сам спрашивал про детектива, который работал до тебя. Вот я и говорю — съезди, пообщайся.
Я нервно сглотнул. Несколько минут мы молча пилили друг друга глазами. Пока сказанное укладывалось в сознании, у меня скручивало желудок. Я боялся подумать, откуда он узнал о Максе, и как глубоко его уважают местные власти, если он разбрасывается такими серьезными угрозами. И почему все эти люди идут ему навстречу, если он невыносимый, безумный, самовлюбленный садист?
В глухом молчании завибрировал его телефон, и зрительный контакт разорвался. Я посмотрел в окно — дождь заливал стекла как из ведра. Как мне хотелось отмотать время назад… Смыть с себя всю эту грязь…
—Зайди, ты как никогда вовремя,— сказал Плешецкий кому-то и положил трубку.
Через три минуты в номер зашел высокий мужчина в сером костюме. Не хватало только черных очков, и он был бы похож на клишированного вышибалу.
