Оглянувшись, чтобы проследить за ее взглядом, я ослабил хватку. Плешецкий нанес удар в ухо, соскочил на ноги и побежал за Ликой в коридор. Я пытался собрать картинку воедино, игнорируя звон в ушах и стекающую по щеке теплую кровь.
Я заслуживал каждый удар Плешецкого. Более того, если бы это был «Бойцовский клуб», то я непременно добавил бы пару-тройку затрещин и от себя. Собрав волю в кулак, я встал на колени, проглотив рвотный рефлекс, затем поднялся на ноги и медленно переставляя ноги вышел из кабинета. Меня окутало жаром, по виску скатилась капелька пота. Казалось, я иду в адском котле, который готовили все три года, что я выслеживал женщин.
Я понял, что это не из-за лихорадки мне было так жарко. Кафе полыхало ярче, чем светило солнце в самый яркий день. Горело все — столы, картины, бар и сцена. Пламя занялось на бархатных шторах, кусая их снизу, проглатывая и продвигаясь к потолку. В центре слепящего кострища на колени упала Лика. Она кричала, но я не слышал ее слов. Она ревела, но я не видел ее слез. Она ненавидела.
И я чувствовал ее ненависть.
—Что ты наделал!?
Она схватила скатерть со стола, стоящего в отдалении от пожара, и бросилась в самое пекло. Горели плоды ее труда.
Горела ее душа.
—Надо уходить отсюда!— крикнул Терентьев, но на него никто не обратил внимание. Спасая свою шкуру, он бросил все и побежал к выходу.
Плешецкий же бросился за Ликой, обхватил ее сзади в обездвиживающие объятья, но она рвалась тушить пожар.
—Нет! Нет!— кричала она.
Плешецкий сжал ее челюсть, склонился к уху и сказал:
—Смотри, паскуда, что бывает, когда ты смеешь перечить мне.
Она лишь громко рыдала, зажмурившись.
—Это все, что ты смог придумать!?— выкрикнул я сквозь шум пламени.— Прийти, как обиженная девчонка, и все тут разгромить!? Поджать губки и топнуть ножкой?
Он обернул ко мне разъяренный взгляд.
—Повтори!?
—Оно и понятно — раз не стои́т, то и мужских поступков от тебя не требуется!
Плешецкий выпустил Лику, и та чуть не упала лицом на горящий стол. Вовремя спохватившись, она завалилась в сторону и осталась невредимой. Он кинулся на меня, извергая громогласный рык, я же подался на встречу.
—Повтори, тварь паршивая! Повтори!
Он схватил меня за грудки, глаза его безумно бегали из стороны в сторону.
—Я сказал, что ты гребаный импотент! И встает у тебя только на собственное отражение в зеркале! К тому же, задай себе вопрос — откуда у твоей жены деньги!?
—Какого хрена я должен об этом думать!?— он тряхнул меня, и в порыве гнева его слюна прилетела мне прямо в глаз.— Ты должен был это сказать мне! Ты! А вместо этого ты решил добавить ей из своего кармана!?
Я залился истеричным смехом. Плешецкий встряхнул меня, что было сил, сжав воротник рубашки до такой степени, что я начал задыхаться.
—Да ну,— прохрипел я, и он разжал мою рубашку, давая возможность высказаться,— может быть, тогда пойдешь еще раз пересчитаешь свои бухгалтерские бумажки и поймешь наконец, что пригрел змею на груди!? Кстати говоря, она уже слиняла, пока ты не начал думать своей тупой башкой!
Плешецкий уставился тупым взглядом в сторону входной двери. Терентьева уже нигде не было. В глазах его блеснуло понимание, и он завопил, и мышцы его налились такой безмерной силой, что он поднял меня над полом и потащил куда-то, впечатав меня спиной в стену. Моя голова по инерции подалась назад, и я ударился затылком. Слезы и искры хлынули из моих глаз, я потерял контроль над собственным телом. В следующий момент его кулак прилетел мне в нос, и горячая кровь брызнула прямо в рот. Затем удар пришелся в грудь, в живот и снова по лицу. Он продолжал меня избивать до тех пор, пока Лика не набросилась на его спину. Она прыгнула с такой легкостью, что я даже не сразу ее заметил. Лика обхватила руками Плешецкого за шею, но у нее не хватило сил остановить его.
Казалось, у меня болит все, и в то же время я не чувствовал ничего. Я не мог даже выставить перед собой руки, чтобы отражать удары — настолько я выбился из сил. Я лишь молился, чтобы в этой драке не прилетело Лике, но крикнуть ей, чтобы спасалась, не смог. Дым от пожара заполнил собой все помещение, и я не мог даже вдохнуть. Я смотрел, как Плешецкий, охваченный безудержной яростью заносит руки для нового удара, а на его шее сидит Лика. Из глаз ее брызжут слезы, она кричит, и ничего не может сделать.
Он выдохнул всего на секунду, но это хватило. Лика вцепилась ногтями в его глаза, он взвыл от боли. А я из последних сил оттолкнул его от себя. Они с Ликой полетели назад, перевернулись в воздухе, и оба упали на бок.
—Беги к выходу!— крикнул я, задыхаясь.
Я схватил Плешецкого за руки, оттаскивая его от Лики, пока он не опомнился, но не сориентировался в пространстве и мы оба полетели прямиком на горящие кулисы. Я услышал звонкий звук среди треска огня, и штора оторвалась от крепления, полетев на наши головы.
Последнее, что я помню,— это огромную стену полыхающего полотна, пронесшуюся перед моим носом.
XXVII. В мире, где властвуют деньги, нет места верности
30 июня 2023 года, 20:20
Еще издалека Макс приметил знакомую коляску, одиноко стоящую под козырьком подъезда. Его сердце сжалось в тугой комок. Он боялся, что увидит в квартире два холодных трупа, лежащих в собственных лужах крови. Проглотив нахлынувший страх, он набрал домофон Марины трясущимися руками, и подумал, как глупо, что она не дала ему ключи. Макс поклялся, если они живы, то он непременно сделает копию, перевезет все свои вещи к ней, и уже никогда в жизни она не отвяжется от него.
Мелодия домофона давила на нервы, никто не отвечал. Картинка с трупами становилась в его сознании все ярче и отчетливее. Когда звонок закончился, Макс набрал номер соседней квартиры, и уперся руками о холодную металлическую дверь, боясь упасть от кружащейся головы. И на этот раз никто не поднял трубку. В отчаянье он схватился за волосы, сжал их до боли, из правого глаза выкатилась мужская слеза. Макс проклинал всех, кто придумал эти сраные домофоны, пока пытался дозвониться до третьей квартиры.
Ему улыбнулась удача. Женский старушечий голос спросил: «Кто?», и тогда, немного растерявшись, Макс попросил открыть дверь. Старуха послала его куда подальше, кряхтя оскорбления, единственное из которых было не матерным — это «наркоман», и бросила трубку. Удача сардонически ухмыльнулась.
—Старая б…!— вырвалось у Макса и в этот момент из подъезда кто-то вышел.
Макс оттолкнул в сторону выходившего, даже не заметив кто это был, и полетел вверх по лестнице с такой скоростью, что ему позавидовал бы олимпийский спортсмен.
Дверь в квартиру Марины была закрыта. Он стал колотить в нее, не обращая внимание на боль в руках. Из-за соседней двери послышался шорох. «Подглядывают как крысы! Нет, чтобы помочь!» — подумал Макс и принялся выбивать дверь плечом. Конечно, это было бессмысленно, ведь дверь железная, и на петлях она держалась крепко. Он продолжал биться плечом, пока это не стало невыносимо больно, а затем он принялся долбиться ногами. Дверь уже изрядно помялась, но открываться не собиралась. Макс выкрикивал имя Марины, и звук его встревоженного голоса эхом проносился по лестничной площадке. Из соседней квартиры наконец кто-то крикнул, что вызовет полицию, и Макс ответил: «Вызывай быстрее!»
