Однажды после вечернего полива она как обычно накрыла на стол и позвала меня к ужину. Сама села рядом, теребя в руках корку черного хлеба, и вдруг сказала:
—Хочу поговорить с тобой об отце.
Я сразу подумал про деда, она всегда его так называла. Закинув в рот кусок котлеты, я кивнул, давая понять, что слушаю.
—Когда ты был маленький, постоянно спрашивал меня о нем, помнишь?
Все еще крутя в голове образ деда, который умер, когда мне было девять, я растерялся. А потом осознание пробежалось по моей спине холодным потом.
—Я не говорила тебе, потому что боялась, вдруг ты посчитаешь его поведение нормальным. Вдруг ты неосознанно переймешь его… качества.
Шумно проглотив котлету, я спросил:
—К чему ты клонишь?
—Словом, мы с ним были недолго знакомы, и я по глупости забеременела. А он как узнал, так и слинял, забыв о нас с тобой, как о страшном сне.
Я ждал продолжения, но она уставилась на меня вопросительным взглядом.
—Ты знал?
—Ну да,— я пожал плечами.
—Откуда?
—Из твоих откровений с подружками на кухне. Думаешь, было не слышно?— я чуть усмехнулся, но она была настроена серьезно, и, кажется, мое признание не мало ее шокировало.
—И поэтому ты перестал спрашивать? Я так и знала, что все это его гены в тебе!
—Какие гены? Ты о чем вообще?
—Да о том, что ты девиц своих бросаешь так же, как и он меня бросил!
—Себя вообще слышишь? Откуда тебе знать, что у меня в жизни происходит? Ты хоть раз звонила? Спрашивала, как у меня дела? Спрашивала, как я живу после ее ухода? Нет. Ты всегда придумываешь себе собственное объяснение и живешь с ним, не желая узнать правду!— Я набил рот едой, злясь на мать, вспомнив почему мы так редко общаемся.— Тебе кажется, что все зло, что было у тебя в жизни — из-за отца! Ты так узко мыслишь! И все беды, которые в моей жизни происходят, тоже ему приписываешь! Тридцать лет прошло, неужели так сложно простить?
—Я никогда его не прощу! Он бросил нас, и тебе пришлось расти без мужского внимания. Отец еще помогал до девяти лет,— она имела ввиду деда,— и все равно ты вырос без царя в голове!
—Такого ты обо мне мнения?
—А какого я должна быть? Если ты ушел с хорошей работы, и шлялся три года не пойми где, не звонил, не приезжал. И вот снова ты здесь. И снова все из-за девушки!
—А ты не задавалась вопросом, как я добился того, что меня взяли на хорошую работу? Ни разу не гордилась мной? Ни когда я диплом получил, ни когда из армии вернулся, ни когда деньги тебе высылал каждый месяц? Ни разу не сказала спасибо, ни разу не похвалила. А все только переживала, что я такой же как отец стану. Нет у меня отца! И плевал я на него, и на то, почему он так с тобой поступил! И тебе стоит. Или вы, женщины, обиду до конца жизни носите? Из принципа?
Тут она не нашлась с ответом, а я бросил вилку в тарелку и хлопнул дверью.
Разговор про отца не оставил меня равнодушным. Может быть, именно он и подтолкнул меня на встречу, которую я назначил, вернувшись в город. Я сидел в кофейне рядом со сгоревшим кафе «Angelicus» и высматривал в окно того, с кем боялся встретиться на протяжении долгих лет. Я заметил его издалека, и он совершенно не изменился. Все те же седеющие волосы, морщинки вокруг глаз и добрый взгляд. Игорь Николаевич зашел в кофейню, огляделся и, увидев меня, широко улыбнулся.
—Ну привет,— сказал он, разводя руки в стороны.
Я окунулся в его объятья словно мальчишка, а он ободряюще похлопал меня по спине.
Было непривычно снова видеть его, говорить с ним. Трепет отзывался в моих руках нервной дрожью, будто я и правда встретился с отцом.
—Образумился наконец-то и решил вернуться?— улыбчиво спросил мой бывший начальник.
Истеричный смешок вырвался из моих уст, но я собирался поговорить с ним о том, что совершенно не смешно.
—Я бы и правда хотел вернуться, но прежде всего позвал вас, чтобы просто поговорить.
—Поговорить? И о чем же?
—Вы знаете, что были для меня самым близким человеком,— я усмехнулся — это было защитной реакцией моего организма на серьезные разговоры. Игорь Николаевич принял озабоченный вид, сомкнув широкие брови.— И в какой-то мере даже заменяли мне отца.
—Очень лестно это слышать, Леша. И ты был мне близок. Я до сих пор считаю тебя одним из лучших людей в своем окружении.
—Ну, это вы поспешили с выводами.
—Нет, я всегда так считал и продолжу считать, несмотря ни на что.
—А если я скажу вам, что занимался не совсем законными делами после ухода с работы? Точнее, совсем незаконными.
Он попереминался на стуле, обдумывая сказанное, и многозначительно почесал ухо.
—И чем ты занимался таким, что я должен перестать считать тебя хорошим человеком?
Я наклонился к нему поближе и совестно опустил взгляд в стол. Наверное, даже покраснел.
—Занимался частной слежкой, пренебрегая законами,— шепнул я.
Затем я отклонился обратно и принялся залпом пить уже остывший кофе. Когда Игорь Николаевич переварил услышанное, то наклонился ко мне точно так, как я сделал это пару минут назад, и так же прошептал:
—Все когда-нибудь оступаются, Леша. В этом ничего зазорного нет.
—Но… Вы не поняли, я делал такие вещи, за которые честные люди сидят.
Он глубоко вздохнул, заглядывая прямо мне в душу. От такого взгляда по мне пробежались мурашки.
—Главное, ты понимаешь свою ошибку, признаешь ее и раскаиваешься. Ты ведь раскаиваешься?
Я поспешно кивнул.
—Ты же знаешь наши «справедливые» законы — не пойман, не вор. И если ты думаешь, что твое признание позволит тебе отлынивать и не возвращаться на работу, то глубоко заблуждаешься.
Он ехидно улыбнулся и подмигнул мне. Сердце пропустило удар.
—Ты ведь никого не убил?
—Нет.
—Ну и хрен бы с этим! Давай, возвращайся.
И я почувствовал, как отцовская поддержка разливается теплом по моим венам.
XXIX. Последствия
Лика смотрела как пожарные снимают шланг с машины, в ушах гудел шум голосов, криков, встревоженных вздохов и череда ее собственных мыслей. Из пожара ее выволокли под руки, легкие горели от попавшего в них дыма, глаза полны слез. Будь ее воля, она бы так и сгорела там заживо, не шелохнувшись.
Первое время она была в прострации — внутренний голос перекручивал внутри столько информации, что она не успевала ее осознать, а потому Лика предпочла не думать ни о чем вовсе. Врачи ее осмотрели и отпустили домой, только вот она не знала куда идти. Вернуться в дом Артема было бы странно, пойти к матери — той нельзя нервничать. Врачи подходили к Лике и сообщали о состоянии ее мужа, но она так и не смогла навестить его. Поэтому после случившегося она всю ночь бесцельно шаталась по городу, избегая желания сворачивать в сторону своего кафе. Если она увидит разруху, произошедшую с ее детищем, то уже окончательно сойдет с ума.
