– Мог. А мог юношей. И тогда ему лет сорок, не меньше. Но выглядит Волк твоим ровесником. Знаешь, я ведь уже была раньше в этой комнате. Не знала, что Илиана – твоя мать, иначе сказала бы. И в ту ночь Румпель поймал меня на месте преступления.
– И не сдал королю?
– Как видишь. А ещё он называл Илиану Илианой. То есть, он знал, кто она…
– И всё это время молчал! А ещё друг… и…
– Дело не в этом, Бертран. Ты же понимаешь, Румпель не из тех, кто направо и налево рассказывает то, что может пригодиться самому. Дело в том, что он знал, кто перед ним. Понимаешь? Откуда? Не думаю, что ему об этом сказал король Анри. Скорее всего, Румпель знал твою мать до того, как Анри заключил её в зеркало.
Бертран остановился.
– Быть не может! Мне было пять, всё произошло двадцать лет назад, Майя! Хотя…
– Положим, Румпелю было лет двенадцать... Тогда сейчас ему тридцать два… В двенадцать он мог запомнить…
– Нет. Румпель уже был капитаном королевской стражи.
Мы уставились друг на друга.
– Ему больше сорока? – шёпотом спросила я – Ведь, чтобы стать капитаном, нужно ж какое-то время ещё служить…
– Не обязательно. Должность ему мог купить, например, отец.
– А кто у Румпеля отец?
Бертран растеряно захлопал глазами.
– Н-не знаю, – охрипшим голосом признался он. – Я никогда не думал об этом…
– Как такое возможно?
Это же средневековье… Ну или как там… Новое время? Реформация? Возрождение? Я не сильна в терминах. Но знаю точно: в то время всё решали титул и родословная. Даже не деньги. Здесь все знают, кто откуда и в каком поколении дворянин. Судя по ошарашенному виду Бертрана, Кот думал примерно о том же.
– Ты помнишь, как Румпель тогда выглядел?
– М-мне кажется… так же, как сейчас… И… у него были эти тонкие усики. Точно. Усики...
Был бы капитан рыжим, я бы точно решила, что Румпель как раз и есть тот самый «толковый» мужчина, о котором упоминала Илиана. Кого ещё, кроме него, она вообще была способна назвать этим словом?
Глава 14. О ниточках, верёвочках и предателях
Кольца я не нашла. Перерыла всю постель, залезла под диван, но его не было.
«Ладно, я ещё завтра поищу», – решила и, приняв душ, и легла спать. Устала – просто сил нет. Во сне вдруг почувствовала, что чего-то очень не хватает. Как будто лежу на скале, продуваемой всеми ветрами, без защиты, без прикрытия. Проснулась. Но нет – спальня. В камине тлеют дрова. Окна и двери закрыты. Темно, тепло. И всё равно, не хватает… И, снова засыпая, поняла – рук Бертрана. Его надёжной груди. Тёплых объятий. Но лучше мне не привыкать…
И всё же, несмотря на холод и одиночество ночью, проснулась я бодрой и жизнерадостной. Сразу вскочила с кровати, сделала зарядку. На звон колокольчика явилась Чернавка, которая помогла мне одеться.
– У вас тут есть что-то вроде шиньонов? – уточнила я и, видя недоумение в её глазах, пояснила: – Искусственных волос. Парик.
Девица испуганно уставилась на меня.
– Ваше величество, но ведь это… грешно.
И она чопорно поджала губы. Понятно, галантный век до вас ещё не дошёл.
– Та-ак… Но ведь не грешнее, наверное, чем женщине носить мужскую причёску?
Я грозно посмотрела на служанку. Чернавка задумалась, а затем робко предложила:
– Может вам принести арселе? После смерти Её величества Игрейны Его величество Анри не любил этот головной убор, но…
Головной убор! Точно!
– Неси, я посмотрю.
Да, это был бы выход. Я плохо помнила моду средних веков, а король Анри не дал мне возможности посмотреть, что носят дамы. Горожанки надевали разноцветные, но чаще белые, чепцы. А вот что носят знатные… э-э… леди? Вдруг вот тот смешной колпак, едва ли не в половину их роста? Что такое «арселе»?
«Да ладно, Майя, пусть даже и колпак. Ты тут ненадолго. Стерпишь».
Однако арселе оказался… кокошником. Очень красивым, из чёрного бархата, украшенного жемчугом и ещё какими-то блестящими чёрными камушками, расшитый золотом. Не высокий. Сзади к нему крепилась чёрная плотная вуаль. Я вспомнила, у кого видела такой. В фильме про Анну Болейн! Ну точно… Только там он был зелёным.
Что ж, это прекрасный вариант. Вуаль скроет отсутствие волос, а сам… арселе, наоборот, приоткрывает волосы надо лбом. Чудно. Будет красиво смотреться на моих светлых волосах. Кстати…
– Может быть, ты сможешь найти мне какое-нибудь чёрное платье? Всё же траур…
Чёрное платье мы нашли. Я постаралась не думать о том, кто его носил до меня. Надо будет заказать, чтобы сшили новое, для меня. Впрочем, стоит ли? Может, уже сегодня меня здесь не будет?
– А госпожа Карабос где обитает?
Что тянуть-то и откладывать, верно?
Вот так и получилось, что, уже ближе к полудню, я, в длинном тёмном платье с квадратным вырезом, в кокошнике-арселе на голове вышла в коридор и направилась по чёрной лестнице на третий этаж, где размещались камердинеры, слуги и прочие необходимые в хозяйстве, но не знатные личности. Чернавку я отправила из своих покоев на полчаса раньше. Не хотела, чтобы девушка слишком много знала.
Лестница оказалась плохо вымытой, ступени – истоптанными, и в целом, да, очень непарадный вид, поэтому мне пришлось, поднимая платье, смотреть под ноги. И вдруг сверху до меня донёсся знакомый чуть хрипловатый смех.
А этот что здесь делает?
«Этот» стоял в дверях, упершись в них кулаками, и весело флиртовал с милой девушкой, в которой я быстро узнала… Чернавку. Девица прислонилась к распахнутой двери между его рук, приподняла ножку, согнув её в колене, а ступню уперев в деревянную створку, и улыбалась ему, сияя ямочками.
Я замерла. Оба стояли ко мне профилем, но, увлечённые друг другом, чёрную меня на тёмной лестнице не заметили. А вот парочка как раз оказалась хорошо освещённой светом, падающим из межэтажного окна.
– Да ладно! – зубоскалил Бертран. – И у такой хорошенькой девушки нет парня? Как так-то?
– Ой, ваша милость… скажете тоже… парень. Откуда их взять-то?
Кот приподнял широкие тёмные брови:
– Совсем не откуда? – уточнил насмешливо и игриво.
Чернавка зарделась:
– Нет, парни-то есть… Да только ж они только об одном только и думают. А я – девушка честная, я не такая.
– А какая? – хрипло переспросил Бертран.
И вот не было в их словах вроде ничего эдакого, а моё сердце упало, разбилось и где-то там, внизу дёрнулось в агонии. Вот этот его голос, такой бархатный, такой будоражащий… Я прижала руку ко рту, чтобы не вскрикнуть, и потихоньку стала отступать назад.
