– Порядочная, – донеслось до меня.
Голос Чернавки дрожал, на неё тоже явно действовали чары его голоса.
– Люблю порядочных девушек, – мурлыкнул Кот.
Веки защипало и щёку обожгло. Я что, плачу? Коснулась влажной капли и с недоумением посмотрела на неё. Смотреть было сложно – мир расплывался.
Вернувшись в коридор второго этажа, я попыталась себя успокоить. Ну, Майя! Ну чего ты расклеилась-то! Это ж сразу было понятно: Бертран – бабник. Все его слова – ложь и манипуляция. С ним приятно, да, и целуется он… хорошо, но… чего ты ожидала от Кота? Верности? Любви? Ха. Серьёзно. Майя? Ну ты…
Я всхлипнула и бросилась, сломя голову, к себе. Не хватало только, чтобы мои подданные увидели, как их королева рыдает.
«Было бы по кому!» – злобно думала я, кусая губы.
И со всей дури врезалась в кого-то. Высокого. Жёсткого, как железо. Ну что за невезение! Этого ещё не хватало.
– Ваше величес-ство? – Румпель крепко схватил меня руками и заглянул в лицо. В моё уже зарёванное красное лицо. – Что с-случилось?
– Это просто… аллергия. На пыль, – выдавила я, попыталась вырваться из его железных объятий, но он не выпустил.
– И на шерсть?
– И на шерсть.
– Бывает, – спокойно отозвался Волк, прижал меня к себе, приобняв.
Я всхлипнула и уткнулась в кожу его куртки.
– Вам нужно успокоиться, – твёрдо посоветовал капитан, – первые отряды уже в тронном зале. Сначала присягу приносит вся армия, которая есть в столице и окрестностях, потом герцоги, графы, маркизы…
«Майя! Соберись!». Но я снова всхлипнула.
– Румпель, отпусти королеву! – вдруг раздался позади ненавистный голос.
Я замерла.
– Да? А зачем?
– Он не должен видеть сейчас моего лица, – быстро прошептала я железному капитану.
И не поняла, Румпель услышал меня или нет.
– Затем, чтобы случайно не пропороть свою симпатичную курточку сталью.
– Ну, попробуй.
Если в голосе Бертрана сквозила ядовитая насмешка, то тон Румпеля, напротив, оставался холодным, как лёд.
– Отпусти королеву, и я попробую.
– А зачем?
Я быстро заморгала. Слёз больше не было, одна лишь злость. Вскинула голову, отстранилась.
– Ваша светлость, проводите меня в тронный зал, – велела ровным голосом, не оглядываясь на Бертрана.
Румпель поклонился, я подала руку, он почтительно её взял, и мы прошествовали прочь.
– Майя…
В голосе Бертрана прозвучала растерянность, но я проигнорировала его. Ты-то Кот, да я-то не кошка.
Тронный зал показался мне похожим на храм: два ряда колонн, с каждой свисают стяги. Колонны соединяли арки, покрытые позолоченной резьбой, а между ними на цепях свисали люстры, похожие на колёса. В целом было пышно и мрачно. Трон, покрытый сусальным золотом, высился под тёмно-вишнёвой бархатной сенью.
Меня встретили громогласным рёвом. Я прошла, стараясь держать осанку, и опустилась на трон. И началось…
Румпель, стоявший слева, чуть впереди от трона, представлял полки и тихо подсказывал мне, что говорить. Бертран, последовавший за нами, встал справа. Он молчал. Я была благодарна капитану за подсказки: голова быстро закружилась, и всё поплыло. Множество лиц, грохот чётких шагов, и много-много имён.
Когда прошли полки, последовали аристократы. Румпель повторял за церемониймейстером имя каждого, и, пока герцог или граф шёл к трону, тихо подсказывал за что и как нужно их наградить. Я совершенно перестала что-либо соображать. Мне было так плохо, как не было даже на свадьбе. Несмотря на объём зала, я истекала потом и задыхалась от нехватки кислорода.
А они всё шли и шли…
Сколько ж их… Нет, ну честно! Эрталии точно не помешала бы маленькая животворящая революция.
Я послушно повторяла какие-то тёплые, приветливые слова, кого-то награждала орденами, кого-то – поместьями, чинами и очень старалась не запутаться. Но язык буквально разбух во рту. И я не сразу поняла, когда всё завершилось. Бертран подошёл и первым предложил руку. И мне ничего не оставалось делать, кроме как опереться о неё. Боюсь, иначе я могла бы упасть.
Мне ещё раз покричали славу, и мы, наконец, покинули ужасное помещение.
– Майя, – тихо шепнул Бертран, когда мы направлялись к моим покоям, – нам надо поговорить.
Я сморщилась. О чём? «Ах, обмануть меня не сложно: я сам обманываться рад?».
– Потом. У меня голова болит.
– Что случилось?
Конечно, я поняла, что он имеет ввиду, но…
– Присяга. И я устала. Правда, очень устала.
Он остановился у дверей в мои покои, потеряно заглянул в моё лицо, пытаясь прочитать взгляд, но я отвернулась.
– Спокойной ночи, Бертран. Сегодня я не хочу никого видеть.
И закрыла дверь перед самым его носом. А затем сползла по ней вниз и уткнулась лицом в коленки.
Вот так странно… Вот вроде ты всё понимаешь, всё знаешь. Что никому нельзя верить, что мужчины всегда предают, что… И всё равно попадаешь всё на тот же, старый как мир, развод. Эх… Глупое, глупое сердце.
– Майя, – прошептала самой себе, – у тебя дочка. Это много. Это – смысл всей жизни. И нам никто больше не нужен.
А слёзы всё равно текли и текли. Наверное, это просто стресс от всего пережитого. И вовсе я не влюбилась. В кого? В этого мартовского кота?
Я обняла колени и принялась думать о том, как мне вернуться к дочке, а перед глазами мелькали образы: Анри с обнажённой шпагой, вопящая Белоснежка, Румпель с вертикальными зрачками, Илиана… Вот бы уснуть и проснуться в привычном мире. Встать, смолоть и заварить кофе, закинуть в кастрюльку кашку, или… И включить какую-нибудь старую добрую комедию. Только не «Три орешка для Золушки» или в этом роде. Знаю, что точно долго-долго никаких сказок смотреть буду не в состоянии.
Мир плавился и растекался, то обдавая меня жаром, то заставляя от холода стучать зубами.
А потом кто-то большой и тёплый взял меня на руки, отнёс и положил на постель. Заботливо снял туфли, корсет, платье, оставив одну сорочку. Лёг рядом и накрыл меня одеялом.
– Ненавижу тебя, – прошептала я, обняв его одной рукой.
– Ага, – ответил он тихо. – Спи.
Я уткнулась в его грудь и уснула.
***
Следующим утром я велела Чернавке позвать знахарку, госпожу Карабос.
Не буду больше ходить, где ни попадя. Судя по всему, ночью у меня был жар: волосы прилипли ко лбу, и понадобилось срочно менять сорочку и постельное бельё, они оказались влажными. Особенно наволочка. Тело ломило. Но хуже всего было то, что я совершенно не помнила, как оказалась в постели.
