—Понял,— неожиданно отозвался парень.
Что понял? Что вообще можно было понять из моего блеяния?
—Не обижайтесь,— заторопилась я,— но я очень переживаю, что Осень, не залечив одну душевную рану, получит новую и… и это было бы ужасно!
—Алиса Романовна, я вас понял. Не волнуйтесь. Я не причиню зла вашей сестре. Пока.
Я замерла, слушая гудки. «Пока» это в смысле «до свидания», «прощайте»? Как-то двусмысленно. Перезвонить? Нет уж. Я выдохнула, вздрогнув всем телом. Как-нибудь потом, если… если будет очень нужно.
С Верой, сестрой Виталия, мы договорились встретиться на следующее утро. А на следующий день Артём снова меня удивил: он вручил мне спортивный костюм и кроссовки.
—Для утренней пробежки,— пояснил жизнерадостно.— Раньше ты каждый день бегала, а сейчас, смотрю, из-за ноута не вылезаешь.
Я погуглила, что такое утренняя пробежка, а потом попросила у него наушники, так как в статье было написано, что бегают в наушниках. Воткнула их в телефон.
—Странно… музыки нет… Что я делаю не так?
Артём проверил и расхохотался:
—Ты ж забыла её включить, Лисичка.
Так я узнала, что в моём телефоне спрятан ещё один компьютер. Эх, жаль я догадалась об этом раньше! Осень Артём отправил на массаж. Отвёз и оставил в медицинском салоне. К моменту, когда он вернулся, я уже испытала на себе насколько же прекрасная вещь — утренняя пробежка.
—Часа три на разговор у нас есть,— сообщил парень, вернувшись.— Свари, пожалуйста, кофе.
Не знаю, почему он так называл процесс нажатия на несколько кнопок машины. Хорошо хоть не попросил снова пожарить яичницу. Правда после вчерашнего, я бы тоже на его месте не рискнула. Когда я поставила вторую чашку на поднос, раздался звонок. Я донажала нужную комбинацию и вышла в коридор.
И замерла.
Герман? А он-то тут причём?
—Алиса, это Вера. Вера — это Алиса. Герман, я так понимаю, вас с Лисой знакомить не надо? Идёмте в комнату. Ситуация, конечно, сложная, но мы попробуем обойтись в рамках этики и дипломатии, верно, девочки? Гаагский суд никто не отменял.
—То есть… Тёма, Алиса — это твоя девушка⁈
И золотистоволосая Вера замерла у порога, глядя на меня с такой злобой и отвращением, словно я изнасиловала Виталика. Лично. С особым цинизмом. Артём встал позади меня и обнял, словно пытался подбодрить.
—Да, Вер. Это и есть моя Лиса. Прошу любить и жаловать.
—Это вряд ли,— процедила красавица и прошла в комнату.
А я не могла отвести взгляд от лица Германа. Он тоже явно не ожидал меня здесь увидеть. Хотя как раз-таки моё присутствие было логично.
—Привет,— выдавила я, странно потерявшись.
Мужчина кивнул и прошёл за Верой. Я попыталась собрать мысли, разбежавшиеся куда-то.
—Зачем он здесь?— спросила у Артёма.
—Не знаю. Я звал только Веру. Но, видимо, она решила взять с собой своего парня. Для поддержки штанов. Не дрейфь, Лиса. Я рядом.
Своего парня? То есть, Герман и Вера — пара?
—Ну, малыш, ты как? Готов?
И меня вдруг затопила волна благодарности и теплоты. Я потёрлась затылком о его щёку и смутилась от этого странного движения. Разжала его руки и прошла вперёд. Вера мрачно посмотрела на меня:
—Алиса…
—… Романовна,— подсказал Герман.
Его женщина сидела в кресле напротив двери, скрестив руки на груди, и смотрела на меня взглядом судьи. Её мужчина занял место за столом, облокотившись, и его лицо скрывала ладонь. Но я видела, что губы Германа подрагивают.
—Алиса Романовна, я надеюсь, вы достаточно адекватны, чтобы понимать: всё то, что наплела ваша сестра, это низкопробная ложь и фантазия плохо воспитанной девочки?
Глава 16
В подвале
Я застыла.
—Вера,— процедил Герман, словно предупреждал свою женщину о чём-то.
—Господи! Ну что «Вера»? Мы тут все — люди взрослые. Прекрасно понимаем, что девочку из бедной семьи обидели, публично унизили. Естественно, она захотела отомстить. А мозгов у дурочки недостаточно, чтобы оценить последствия своих поступков.
—Артём,— я обернулась к парню,— извини, но нам тут не о чем разговаривать.
—Виталий не делал этого!— резко выкрикнула Вера.
—Это твоя квартира, и я не стану выгонять твоих гостей, но уйду сама.
Но Артём обхватил меня руками:
—Подожди, Лиса.
—Чего ждать? Тут уже всё понятно.
—Алиса Романовна,— внезапно вмешался Герман,— подождите. Давайте разберёмся во всём, как взрослые люди, а не как… подростки.
—Вот именно…
—Вера, помолчи, пожалуйста.
Я хмуро посмотрела в лицо Вериному мужчине:
—Герман Павлович, я не понимаю смысла и цели этого разговора. И я не намерена терпеть оскорбления в адрес моей сестры.
—То есть, ей публично клеветать на моего брата можно?
—Вера,— прорычал Герман.— Или говорю я, или мы уходим.
—Но…
—Вера.
Он сказал это очень спокойно, не повышая голоса, но прозвучало ещё страшнее, чем недавний рык. Вера закусила красивую губу, обхватила руками колено одной ножки, заброшенной на другую, нахмурила идеальные брови и всем видом выразила несогласное повиновение силе.
—Герман Павлович,— я не посчитала нужным принять капитуляцию врага,— я действительно не вижу смысла и цели нашей беседы.
—Алиса Романовна, и всё же я прошу вас выслушать нас и ответить на наши вопросы, насколько, конечно, это будет возможно.
—Хорошо,— уступила я, сдаваясь перед его рассудительной вежливостью.
—Благодарю вас. Не могли бы вы рассказать, как и что произошло? Потому что у нас имеется только очень скудная информация, а Виталий отрицает какую-либо причастность…
—Отрицает, потому что всё это чушь и кле…
—Вера.
Герман даже не посмотрел в её сторону. Девушка закусила губу.
—Я поясню: то, в чём обвиняет Вериного брата ваша сестра, произошло в субботу, когда Виталий был на празднике в честь своего дня рождения…
—И у него свидетели есть! Очень много.
Я смотрела в его глаза, а он смотрел только на меня. Серые-серые глаза, невыразимо холодные. Как гранит. Очень неохотно я всё же ответила:
—Виталий сбросил… местоположение дома, где и встретил мою сестру. А затем, оставив её на расправу пятерым сообщникам, ушёл. С Камиллой. Полагаю, для этого ему не понадобилось много времени.
—Господи! Да зачем Виталику какая-то там малолетняя шваль⁈
