—Ну и дурак,— прошептала сипло.
—Да не то слово,— сухо согласился он.
В лицо ударил порыв холодного воздуха. Осень сморщилась и заплакала.
—Отпусти меня,— потребовала, хныча,— я хочу стать бомжом. И кошек.
—Зачем?
—Свобода… странствие… путешествие.
Голова была тяжёлой-тяжёлой. От Эйя пахло собакой, слабо-слабо, но всё равно пахло. И пивом. Он процедил насмешливо:
—Вши, дизентерия, воры и шлюхи. А ещё крысы.
—Всё лучше, чем люди…
—Нет. Не лучше. И зима. Обмороженные ноги и руки, с которых потом мясо отваливается гнилыми кусками. И, если повезёт, тебя продадут в рабство. Будешь потом или батрачить где-нибудь в Азии, или удовлетворять мужиков сексуально. Весь аул по кругу. Или то и другое. Зависит от того, кому тебя продадут.
—У нас нет рабов…
—Думаешь?— Эй зло рассмеялся.— Напрасно.
Вспыхнули фары. Осень зажмурилась. Рядом зафырчал, останавливаясь, автомобиль, Эй забросил девочку на заднее сиденье, сел рядом и назвал адрес. Набрал номер:
—Я её нашёл. Скоро будем.
—Я не хочу туда возвращаться,— расплакалась Осень.
—А я не хочу возиться с маленькими психованными девочками.
—Они сказали, что я шлюха и сама, и…
—Похрен. Шли всех в бездну.
Он притянул девочку к себе, угрюмо глядя в окно. Осень прижалась к его теплу, вся сотрясаясь от холода. Когда такси начало притормаживать, Эй процедил чётким и злым шёпотом:
—Когда я сказал, что я — пёс, то не имел ввиду, что я — овчарка, стерегущая отару от волков. Я — волк, который перегрызает глотку овчарке, чтобы утащить ягнёнка и сожрать его под кустом. Ты услышала меня, Осень?
Он резко обернулся к девочке. В темноте его глаза полыхали красным.
Но она его не услышала. Привалившись к его плечу, Осень, бормоча и всхлипывая, бредила тяжёлым, болезненным сном, полным жара, и смотрела на спутника мутным взглядом приоткрытых глаз. Эй выругался, забросил её на плечо и шагнул в ночь.
Глава 17
Белка
Закрыв дверь за врачами скорой помощи, я вернулась на кухню. Артём и Яша сидели за столом. Тёма неприязненно смотрел на гостя и тискал пальцами пустую кружку. И я была с ним эмоционально согласна: друг Осени мне тоже не нравился. От него было странное ощущение, как будто идёшь ночью по улице с разбитыми фонарями мимо тёмного переулка. И всё же именно этот человек нашёл мою сестру. И спас.
—Яша, вам кофе сделать?
Он перевёл на меня взгляд холодных глаз. Обычно карие глаза тёплые, ведь коричневый относится к тёплой гамме, но Яша умудрялся превратить их в шоколадный лёд.
—Нет. Что там?
—Они предлагали госпитализацию, но я… Я боюсь больниц. Вкололи антибиотики. Сказали, будет спать до утра. Дали инструкции и даже лекарства оставили.
Яша кивнул и поднялся:
—Держите в курсе.
—Уже уходите?— процедил Артём.
Гость покосился на него, а потом посмотрел на меня:
—Зря вы это затеяли. Не докажете ничего.
—Вы, должно быть, считаете полицию продажной,— начал Артём насмешливо,— вы меня извините, но у вас, очевидно, сложился какой-то ложный образ из фильмов годов девяностых. Да вы и сами ему соответствуете…
—Переведите её в другую школу. Лучше в другой город. Или район. И загрузите внеклассной… как там сейчас это называется? Кружками, секциями. Осени нужны друзья.
—У неё уже есть прекрасный друг,— не удержался Артём от ехидства.
—Пойдёмте, я вас провожу,— предложила я.
Мы вдвоём вышли к лифту, и я тихо спросила:
—Как вы её нашли?
Яша усмехнулся:
—У меня свои методы. Вам это знать не нужно.
—Но если вдруг…
—Если вдруг,— он мельком глянул на меня, и я невольно вздрогнула,— сразу звоните мне.
Лифт распахнул двери, Яша шагнул в металлическую кабину, оглянулся:
—Почему вы за неё так вписываетесь?— спросил с неожиданным любопытством.
—В каком смысле? Она — моя сестра…
Парень насмешливо приподнял бровь, и я замерла. Он знает! Он совершенно точно знает, что это не так! Двери мягко закрылись, лифт отправился вниз.
—Стойте!— закричала я.
Когда я спустилась, Яши уже нигде не было. На звонок механический голос равнодушно ответил: «Абонент недоступен или…». Я позвонила ещё и ещё, и наконец парень снял трубку.
—Да.
—Извините, но… Вы ведь не из Первомира, да? Почему вы решили, что мы с Осенью — не сёстры?
—Алиса Романовна, ложитесь спать. Вам показалось. У вас стресс. Хороших снов.
И отключился.
А я прислонилась спиной к стене, запрокинув голову. Почему этот парень кажется мне столь жутким? И откуда ему известно, что я — самозванка?
* * *
Пёс злился. Шагал по дождливым улицам и старался наступать на упавшие листья.
Ярость плескалась в нём, как металл в котле сталевара. Город спал. Ни бандитов, ни пьяниц, никого, с кем можно было бы сцепиться в драке, выплёскивая злость напуганного зверя. Не было даже проституток, которых можно было бы неожиданно удивить.
Псы бездны ничего не боятся. Никого не жалеют. Не… он это всё знал.
«Прекрасны поля, ещё прекраснее леса, одетые в летний наряд…» — звучал тихий детский голосок в его голове, а Эйю казалось — отовсюду. К гимну присоединялся второй, за ним третий ребёнок. И надо было срочно кого-то убить, долго и мучительно, чтобы криками заглушить эти робкие голоса, чтобы чужой кровью затопить в себе страх.
И боль.
Но псам бездны не бывает больно.
—Ненавижу детей!— зарычал Эй.
Он вышел к Петропавловке и замер, угрюмо созерцая мощные стены бастионов. Крепость, выстроенная по всем правилам оборонительной науки. Крепость, прославившаяся не доблестью. Он чувствовал смрад сходивших с ума узников, чувствовал пепел женщины, облившей себя маслом. А сейчас они ходят туда и фотографируются. Смеются и едят сосиски в тесте среди куртин, угрюмо наблюдающих за ними. Понаставили везде забавных зайцев. Но Пса не обмануть. Он всегда чует смерть, как ни прячь её под афишами и яркими плакатами. Сломанные жизни, сломанные судьбы, страдания и разбитые надежды.
Часы на соборе пробили три.
—Мне нужно кого-нибудь убить,— устало прошептал Яша.— Или я сойду с ума.
Бездна манила и звала. Она нуждалась в нём, но она была слепа. Мать, пожирающая своих детей. И сейчас бездна настороженно принюхивалась к своему псу. Это пугало его. Раненных добивают. Больных добивают. Слабых сбрасывают с борта в море…
