И вдруг Пёс понял, что ему делать. Усмехнулся.
Что ж… В эту ночь он всё же позабавится. Бездна получит свою жертву и перестанет вглядываться в него слепыми глазами.
Эй вернулся на Кронверкский проспект, повернул мимо серого дома с глупыми аистами на стенах, подошёл к припаркованному автомобилю и скользнул в наружное зеркало заднего вида. Машина дёрнулась, коротко пиликнула, но тотчас передумала блажить.
Как прекрасен Первомир с его страстью к зеркалам!
И как же Пёс бездны ненавидел эти самые зеркала. Он мчал, постукивая когтями и прижав уши, по зеркальному коридору, чувствовал, что шерсть на загривке стоит дыбом. Волк боялся, что останется в стекле навсегда. А прошлое заточение усиливало его первобытный ужас. Понимал, что его страх иррационален: теперь, когда есть маяк, зеркальная магия не сможет удержать Эйя, но кровь стыла в жилах вопреки доводам рассудка. И, конечно, в этот раз всё зверь благополучно выпрыгнул из зеркала аккурат в нужном месте.
Тёмная комната. В окно бьёт свет фонаря, и на светлых стенах криворукими ведьмами пляшут тени ветвей. С низкого топчана свесилась нога с неожиданно длинными для ступни пальцами и криво обрезанными ногтями. Запах дешёвых сигарет смешался с запахом дешёвого алкоголя и провонял всё: обои, мебель, постеры, постель.
Волк чихнул. Подошёл, сел, постукивая хвостом о ламинат и вывалив язык. С языка капала слюна, и жизнь удалась.
—Ну, привет,— весело осклабился хищник.— Доброго утра добрым людям.
—А? Что?
Голова со смятым кудрявым чубом поднялась с подушки, уставилась на видение мутным взглядом.
—Говорила тебе мама: не ложися на краю. Вот, я пришёл.
И клацнул зубами. А потом улыбнулся во всю пасть.
Парень вскочил на постель с ногами, заорал и швырнул пустой бутылкой в хищника. Волк поймал стеклотару, сжал челюсти и радостно выплюнул осколки.
—Давай ещё. А когда бутылки закончатся, я стану хрустеть твоими косточками. Сладкими-сладкими косточками. Начну с ног…
—Ты… ты мне снишься!
—Да ладно? Что наша жизнь, как не сон кого-то большого и отчаянно тупого. О, ты описался? Фу, совсем как маленький! Алкоголизм до добра не доводит, да. Но спасибо. Терпеть не могу откусывать их, когда внутри — моча…
Жертва рухнула на колени, протянула дрожащие руки:
—Нет, нет, пожалуйста, не надо…
—«Витэль, отпусти меня,— пропищал волк, уродливо искажая голос.— Пожалуйста!» Не переживай, я тебе заплачу́, малыш. От тебя не убудет… Ну, ладно, вру. Убудет. Но совсем немножко.
—Я не Витэль…
—Знаю, вкусненький, знаю.
Добыча посмотрела на хищника диким, полубезумным взглядом, швырнула несвежую подушку в зубастую морду и кинулась из комнаты. Хлопнула дверь туалета, и чуткий слух зверя уловил щелчок задвижки. Волк, посмеиваясь, направился за добычей.
Серьёзно? Ты, словно мальчик, веришь в чудеса? В снежного человека, в деда Мороза, в то, что вот эта хлипкая преграда остановит Пса бездны?
Какие люди всегда наивные!
Хорошее настроение стремительно возвращалось к нему. Внутренняя бездна вытесняла внешнюю.
* * *
Бертран мерил шагами садик у психоневрологической клиники. Потом сел на скамейку, опустив руки локтями на колени. Его душу раздирали страх и ненависть. Страх за жену, ненависть к тому подонку, который так напугал её. У Кота было не так много времени, чтобы разобраться во всём произошедшем. Надо было ехать, снова, но… Как оставить Майю одну?
Мужчина стиснул кулаки. Нелепо чувствовать себя настолько беспомощным.
—Где ты, сволочь, бездна тебя побери?— прошипел он.
—Кот…
Бертран оглянулся, подбежал к выходящей жене, взглянул вопросительно. Она сама обняла и прижалась к нему.
—Мне выписали курс,— сообщила тихо.— Давай поедем в Павловск? Хочу погулять по парку… Потом в аптеку зайдём.
Всю дорогу Майя подавлено молчала, и только на тропинках пейзажного парка вернулась к теме:
—Я всегда считала Сергея просто мерзавцем, но… Понимаешь, он ушёл через зеркало.
—Тебе не могло… ну… показаться?
Он заботливо взял жену под локоть. Падали золотые и алые листья. Любимая осень, любимый павловский парк, бескрайний, запутанный, полный неожиданностей. Созданный гением Пьетро Гонзаго, он казался причудой природы, а не делом рук человека. Здесь привольно гулялось и дышалось тоже свободно.
—Могло. Но если он не ушёл в зеркало, то как бы вы с ним не пересеклись? Нет, Кот. И я уверена, что Сергей сделал это специально, наглядно, чтобы я увидела. Он предложил тебя убить и, знаешь, я не сомневалась, что он бы это мог…
—Ты уверена, что хочешь сейчас говорить об этом?
Майя приникла к нему, покачала головой:
—Нет. Не хочу. Но, Кот, он… он спрашивал меня про Аню.
—Он её не найдёт. Ты же знаешь.
—Я не уверена в этом. Уже не уверена. Я сказала ему, что Аня…
Кот остановился, притянул её к себе.
—Я понял. Не проговаривай. Думаешь, подонок тебе не поверил?
—Не знаю… Я вообще не поняла, зачем он приходил… Думаю, если бы он хотел… ему бы ничего не помешало. И ещё… Бертран, он не изменился. Совсем. Сергей всегда казался мне моложе своего возраста. Мы же с ним вроде как были ровесниками. Как я всегда считала. Но он всегда выглядел на двадцать. И вчера — тоже. Мальчишка, понимаешь? А это невозможно же.
—Если только он не из другого мира,— прошептал Бертран.— Опиши мне его, если можешь.
—Лучше я тебе его покажу.
—Ты оставила его фотографии?— удивился Кот.
—Я — нет. Но в одном из альбомов нашей группы есть его фото. Правда, не очень качественное. Сергей не любил фотографироваться. И всё-таки однажды Рада, наша сокурсница, умудрилась его сфоткать.
—Ты заявляла о насилии?
—Нет. Не нашла в себе духу обратиться в полицию. Я вообще долго не могла выйти из квартиры, меня начинало трясти, нахлёстывала паника. Я хотела заявить, но, когда немного пришла в себя, Рада сообщила, что Сергей пропал. Они даже к каким-то поисковым отрядам обращались. Буквально в тот же день, как… Ну и я не стала…
Майя вынула телефон, нашла нужную группу, принялась рыться в фотографиях. Бертран приобнял жену за плечи, увлёк и посадил на скамеечку под пышными еловыми лапами. Из кормушки для птиц выглянула морда белки и уставилась на парочку. «Есть что есть?» — было отчётливо написано в выпученных блестящих глазках.
—Вот.
Он заглянул и увидел немного мутную, смазанную фотографию, на которой жизнерадостно улыбался парнишка лет двадцати. Он поднимал ладонь, растопырив пальцы, словно хотел заслонить камеру. Симпатичный, но не красавец. Сухощавый. Не атлет. Светлые волосы растрёпаны. Под широкими тёмными бровями блестят весёлые чёрные глаза. Белая футболка с алым черепом. Или не черепом — не понятно, так как размыто. Серая клетчатая рубаха расстёгнута.
