—Ты со мной прощаешься?
Она села на кровати, закутавшись в одеяло. Голова кружилась, мир кружился. В горле запершило. Её бил озноб. Эй опустился рядом на одно колено, взял её ладони в свои, заглянул в лицо. Посерьёзнел:
—Да. Береги себя, пожалуйста. Ты — моё единственное уязвимое место.
Осень подняла руку и робко провела по его светлым волосам.
—Хорошо,— прошептала совсем тихо и понуро.
—И не расставайся с зеркальцем. Если что — я рядом. И всегда помогу.
—Так нечестно,— девочка нахмурилась.— Если ты будешь рядом, как я о тебе забуду?
Он усмехнулся:
—Не забывай. Просто живи. Заканчивай школу, выучись на кого хочешь, работай, влюбляйся, выходи замуж, рожай… Будь умничкой, ладно? И не плачь.
Эй ладонями вытер слёзы с её щёк. Резко поднялся, прыгнул, оборачиваясь волком, и исчез в зеркале. Осень легла, закуталась в одеяло.
—Не буду,— прошептала, сотрясаясь в ознобе.
«Привет!— тут же высветилось сообщение в пуш-уведомлениях.— Ты как?»
Она открыла мессенжер и ответила Диме: «Я заболела. Была скорая. Лежу».— «Паршиво. Можно к тебе зайти? С апельсинами?». Осень посмотрела на буквы, всхлипнула и горько рассмеялась.
—Не любить тебя, да? Не плакать? Хорошо.
И быстро, пока не передумала, набрала: «Заходи. Буду рада».
Глава 19
Не-Алиса
—Когда Трезини проектировал здания Двенадцати коллегий, он рассчитывал, что главный фасад будет обращён к стрелке Васильевского острова. Потом Тома де Томон создал прекраснейшее, идеальное здание Биржи, оформив Коллежскую площадь, словно колокол. И, знаете, Алиса Романовна, что я никогда не прощу Александру Николаевичу? Не уродливую и непродуманную отмену крепостного права, нет. Делая что-то, чего раньше не было, всегда легко совершить ужасающие ошибки. Вот это. Вот этот институт Отта, похеривший всю панораму, задуманную такими гениями как Леблон, Трезини, Земцов, Тома де Томон… Ну и Адмиралтейство, конечно. Это отдельная боль.
Эта «отдельная боль» чувствовалась в его напряжённом злом голосе, сквозила в подёргивании губ. Мне стало смешно. Я уже знала, что император России Александр Второй продал участки под строительство почти двести лет назад, и было странно видеть такие переживания.
Сначала я решительно отказалась от встречи, и Герману пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить меня. С другой стороны, он — не Вера, и всегда казался мне человеком разумным. Ну или почти всегда. И я согласилась при условии, что мужчина покажет мне город. Это была плата за возможность нашего разговора.
Герман оказался очень интересным гидом. Показал мне Петропавловскую крепость, со строительства которой и начался их город. Но крепость не очень меня впечатлила. Мы прошли по Биржевому мосту, и я была восхищена белоснежным зданием, окружённым колоннами. Идеальное строение! Замерла в благоговении, словно перед храмом. Совершенные пропорции! Ничего лишнего. И две ростральных колонны перед ним.
А сейчас мы стояли перед длинным красным зданием, просто, но со вкусом украшенном ризалитами, белыми лопатками и наличниками. Вид на него заслонял небольшой садик за кованной решёткой. Я слизнула мороженное из трубочки, запрокинула голову, чтобы посмотреть на крышу, и стукнулась затылком о плечо мужчины. Обернулась.
—У вас нос испачкан,— заметил Герман.
Я попыталась облизнуть кончик носа и не смогла. Вытащила платок, стёрла.
—Спасибо.
—Впрочем, вы же учились в СПБГУ, верно?— вдруг вспомнил он.— Уж чем-чем, а зданием университета вас вряд ли удивишь.
—А вы тоже тут учились?
—Нет,— он усмехнулся.— Я же архитектор-реставратор. Я учился в лучшем ВУЗе города, на реставрационном факультете. Вы же понимаете, да, о каком именно университете я сейчас говорю?
—Нет.
—Кстати, хотел спросить: к вам вернулась память?
Я покачала головой.
—Нет. И, знаете, чем больше пытаюсь вспомнить, тем меньше уверена, что то, что я вспоминаю — правда. Прошлое словно преображается. Я перестаю понимать, где мои действительные воспоминания, а где — воспоминания Артёма, которые замещают мои…
—Эффект наблюдателя?— Герман прищурился.— Ну, вы же помните: в квантовой физике. Наблюдение за явлением неизбежно меняет его…
—Что?— я вцепилась в его рукав, замерев.
Это гениально! Как я сразу не…
—Я про присутствие наблюдателя при проведении опытов и…
—Дева Мария!— я схватилась за голову.— Ну конечно! Это так просто! Это… Вот именно поэтому и шрам!
Герман внимательно посмотрел на меня, очень осторожно снял мою руку, предложил локоть. Взял под ручку.
—Не совсем понимаю, что вы имеете ввиду, Алиса Романовна.
Мы снова пошли по асфальтовым мостовым с красивыми ярко-жёлтыми листьями, плавающими в их лужах.
—Вы знаете теорию о множественности миров? Вы можете допустить, что так и есть?
—Ну-у… Почему бы и нет? Мироздание исследовано едва ли даже на сотую долю процента…
—Давайте представим, что в сосуде налито масло, и оно заполняет весь объём. Возьмём небольшой шарик и забросим в этот сосуд…
—Часть масла выльется.
—А если ему некуда выливаться? Если пространство замкнуто?
—Уплотнится.
—Верно! Герман Павлович, масло уплотнится и примет шарик, понимаете? И обтечёт его со всех сторон. Оно не может его не принять, не может организовать вокруг него вакуум. Так и мир. Если взять субъект из мира А и переместить его в мир Б, то мир Б практически тотчас начнёт обволакивать субъект, как масло. И — изменится! Он неизбежно уплотнится и… Ну как бы сделает вид, что всё было закономерно. Придаст объём.
—Любопытная гипотеза…
—В Первомире нет времени,— с жаром продолжала я,— есть только тот бесконечно малый миг, который называется «сейчас». Поэтому Первомир не меняет прошлого, ведь его нет, но он меняет сознание тех людей, которые, как слой масла, окружают новый шарик, то есть человека. Прошлое — в их мозгах. Именно там всё и меняется! Впрочем, мир может изменить и что-то внешнее. Например, на теле может появиться шрам. Если его «вспомнит» наблюдатель.
—А как наблюдатель вспомнит?
—Я пока не знаю. Я не знаю, как, каким образом возникло имя Алиса. Откуда вдруг взялась моя предыстория. Почему Алиса изменила Артёму. Я не понимаю, как это работает. Но эффект именно вот этот! Понимаете, в каждом мире действуют свои законы. Система законов — как бы система координат того, что в этом мире считается нормальным. Мир не может допустить нарушение своей системы нормальности, это приведёт к его разрушению. Попаданец из другого мира разрушителен, так как нарушает законы данного мироздания. Поэтому мир обволакивает его и создаёт предысторию, чтобы придать нормальность. Включает в себя чужеродное. Но шарик-то не масло! И шарик помнит то, что было в его мире, он помнит свою историю. Он не перестаёт быть шариком.
