—Привет,— улыбнулся ей Артём.
—Ты рехнулась приводить мужиков, когда я сплю? Ты время вообще видела?
—Он уже уходит.
—Я уже ухожу,— закивал парень,— ты же закроешь за мной дверь, Алиса?
Мы вышли в коридор, и он снова схватил меня за руку. Я вяло потянула свою конечность к себе.
—Знаю, наговорил глупостей,— зашептал Артём, уже буквально стоя на пороге,— извини. Я погорячился. В том смысле, что не вовремя. Но… я всё ещё вот так считаю. Однако не должен был на тебя сходу всё это вываливать. Прости. Не выдержал. Но в кино завтра мы всё же идём, да? Ты же обещала.
—Не обещала. А вот ты обещал, что меня не разочаруешь,— намекнула я.
Он встревоженно посмотрел на меня. Сейчас, в полумраке, его глаза казались тёмными.
—Лис… Я всё же заеду завтра за тобой, да? Ладно?
—Ладно,— я устало выдохнула.— Я очень хочу спать, Артём.
Он ещё раз извинился и наконец побежал вниз по лестнице, а я, осмотрев дверь, защёлкнула её на задвижку и вернулась в комнату.
—И что это было?— мрачно уточнила девица, всё так же не вылезая из-под одеяла.
—Мне стало плохо по дороге, и Артём меня проводил.
—Артём?— девчонка прищурилась.— Это тот масик, которого ты кинула год назад? Ты теперь снова с ним, или так, в качестве френда?
Я рухнула на постель. Не на ту, где лежала, очевидно, младшая сестра Алисы.
—Спи давай.
Принялась расшнуровывать корсет.
—Ну у тебя и прикид,— хмыкнула девчонка, снова натягивая одеяло на нос.— Я завтра в школу не пойду. Я заболела. Маме так и скажи. Хорошо?
Мир кружился. Я скинула все юбки, стянула верх и осталась в одной камизе. Уф-ф. Странно, что сестра признала во мне Алису. Но мать-то наверняка опознает? Или нет? И где сама эта Алиса? Ладно, всё это будет не сейчас… Потом. Сначала — спать.
Одно понятно точно: с этим попаданием что-то не так. И это «что-то не так», я уверена, устроил Румпель.
* * *
Осения лежала и смотрела, не мигая, в потолок. На соседней кровати сопела и тяжело дышала старшая сестра. В окна проникал рассвет.
«Я сошла с ума,— думала девочка со страхом.— На нервной почве я сошла с ума…». Она осторожно сползла с кровати, подошла к зеркалу, которое в минуту ужаса вчера отвернула к стене, коснулась его пальцем.
Ничего не произошло.
Осень вздохнула, переоделась в джинсы и худи, прошла на кухню. Здесь уже булькала огромная кастрюля со свиными костями: Людмила Прокофьевна снова варила борщ, и неприятный аромат распространялся по всей квартире.
Девочка вздохнула, открыла подвесную полку, достала кофе, засыпала в кофемолку. Резкий звук саданул по ушам.
—Я вчера просто устала,— сказала Осень вслух.
Засыпала в кофеварку, поставила на плиту и включила газ.
Кофе пропитается запахом несвежих костей, но… всё же лучше, чем ничего. Главное — квартира спит, и никто не толчётся на кухне.
—Глюки при стрессе — это нормально,— заметила Осень.— Это ничего, это может случиться с каждым.
Она открыла холодильник и достала пластиковую бутылку с молоком. Его оставалось на одну порцию. Осень вздохнула: идти в магазин не хотелось. Хотелось лечь и умереть. Желательно в обнимку с плюшевым пледом, чипсами и хорошим фильмом. И чтобы никто не мешал плакать.
Осень вернулась в комнату, нашла затерявшийся в постели телефон и снова вздохнула: зарядки оставалось немного. Вставила в уши наушники.
«Выйди вон — тебе хана, начинается игра»,— жизнерадостно запел алёнин голос.
Девочка вернулась на кухню, неисправимо грязную, с серыми пятнами облупившейся побелки, с ржавыми пятнами от протечек на потолке, с обоями, отклеивающимися от высоких стен. С квадратиками протёртого синего линолеума. Убогая и нелепая кухня для убогой и нелепой жизни. Сняла вскипевший кофе, налила в кружку с ярко-карминовой надписью: «Не говори, что мне делать, и я не скажу, куда тебе идти» и, прихлёбывая, снова направилась в комнату.
—Это был глюк,— неуверенно, но утвердительно провозгласила Осень, снова подошла к зеркалу, поколебалась минуту и развернула его обратно.
Это было старое, советское зеркало, с вытертой местами амальгамой. Простое и абсолютно не волшебное. Какая там магия! У него даже рамочки не было, и вешалось оно на верёвке к шурупу, закрученному в стенку.
Осень заглянула в своё отражение, вздохнула, пригладила взъерошенные волосы. Она была хорошенькой и знала это. Миловидное личико, серые глаза, небольшой носик и пухлые губки. Ничего ужасного, но и ничего особенного. Обычный подросток.
—Лучше бы я была уродиной,— печально заметила девочка.
И вдруг по её лицу словно пробежала тень. Нос удлинился, сгорбился крючком. Брови наползли на глаза. По коже побежали морщины… Осень вскрикнула и зажмурилась.
—Так лучше?— весело уточнили у неё.
Глава 4
Камчатский сюрприз
Девочка схватила себя за нос, провела рукой по лицу. Нос как нос, глубоких морщин тоже не чувствовалось.
—Ты — всего лишь бред моего воображения,— прошептала Осень, стараясь не разбудить сестру.
—А, значит, я — это ты. Разве не так?
Осень приоткрыла один глаз и боязливо покосилась в зеркало. Отражение пришло в себя и ничем не выдавало свою неадекватность.
—Мне в дурку пора,— буркнула девочка.
Отражение изогнуло бровь и хмыкнуло:
—Там по предварительной записи. Сначала возьми талончик.
—Вот возьму и разобью зеркало,— прошипела Осень злобно.
—Это вандализм,— отражение зябко передёрнуло плечами.— Мало того, что книжку утопила, так ещё и зеркало разобьёшь… А может я — твоя судьба?
Осень нервно хихикнула, обернулась: сестра по-прежнему спала.
—Ну да. Моя судьба — кринжовое отражение. Конечно. Судьба Камиллы — Витэль, а моя — ты.
—А чем плохо-то?
—Сравнило: Витэль и ты.
Осень села на стол, подняла чашку с кофе, словно бокал, стукнула по чашке отражения и выпила. По щекам снова побежали слёзы.
—Витэль?— переспросило любопытное отражение.— Ну и дурацкое ж имечко! Он эльфанутый?
Девочка захихикала, поперхнулась, закашлялась. Замахала свободной рукой.
—Он сын богатенького папочки,— сообщила доверительно.— А мой папочка слинял ещё до моего рождения. Вот так. Как и папенька моей сестры. И маман тащит нас обеих на своём горбу. Поэтому я — человек второго сорта. И о меня можно вытирать ноги…
—Люди гибнут за металл, за металл,— пропело отражение, качнуло ногой (оно тоже сидело на столе и пило кофе из кружки).
