—Диаметр? Сейчас…
Я принялась рисовать палочкой ей инвалидное кресло на колёсиках, поясняя что и как мне нужно. Фея кружилась, разглядывая. Затем снова зажужжала, опустилась на левое ухо.
—Ай!
Кусается как комар, честное слово!
Эль снова зажужжала и снова укусила. И я догадалась повернуть и пойти налево… Всего было три поворота: налево, направо и налево. Аккуратный домик с черепичной крышей показался мне меньше всего похожим на сарай, но это был именно он.
От разнообразия инструментов и деталей у меня разбежались глаза. Ничего себе!
Всё время, пока я рылась в железяках, фея кружилась надо мной и раздражающе пищала. Комар и есть комар.
—Даже подшипники есть!— восхитилась я.
А затем принялась мастерить прямо тут же.
От идеи посадить кресло на колёса я отказалась почти сразу же. Решила сделать нечто вроде платформы на колёсиках, а уже на неё ставить кресло. Мне показалось, что так будет проще.
Эль кружилась над моими руками, поднимала упавшие гайки, одним словом, активно помогала. Вдвоём мы кое-как воплотили мою идею, и, когда я торжествующе вернулась к шахматисту, то, встретив недоумённых взгляд серых, словно туманы, глаз, осознала главную проблему.
—А ты можешь как-нибудь… э-э-э… слезть с кресла?
—Нет.
Да. Это была задачка. Кресло с сидящим в нём мужчиной я не затащу на платформу.
—А если подумать?
—Отстань.
Ну нет! Мы так не договаривались!
Я поставила рядом стул. Решительно протянула руки Гильому.
—Обопрись о меня. Я тебя пересажу, а потом верну обратно. Не спорь! Если всё получится, я скажу, как догадалась о том, что ты — ботаник.
Всё оказалось сложнее, чем я думала. И в какой-то момент мы оба едва не упали. И, когда Гильом тяжело рухнул на стул, я поняла, насколько он всё же тяжёлый. Но самым сложным было вернуть его обратно. Кресло на платформе постоянно съезжало.
И, красная от натуги, злая, вспотевшая, я вдруг услышала странное фырканье над ухом. Гильом смеялся!
—Я тоже потом посмеюсь,— проворчала я.
Со сто двадцать четвёртого раза (после того, как я догадалась упереть платформу в угол), мне удалось.
—Всё! Твоему торчанию в четырёх стенах пришёл конец!— торжественно объявила я.— Идём гулять! И ты сможешь увидеть все эти растения своими глазами!
—И как ты меня спустишь в сад?— полюбопытствовал ботаник.
А действительно… Об этом я как-то не подумала.
Ай! Фея снова укусила меня за ухо. Но я уже привыкла. Видимо, малышка что-то придумала.
Следуя её «инструкциям», я снова пришла в сарай-мастерскую. Эль закружилась рядом с плоскими широкими досками. Ну конечно! Пандус!
Глава 17
Человек с плащом
Её небесные глаза сияли невыразимой нежностью. Она посмотрела на него и опахала ресниц чуть вздрогнули.
—Марион,— прошептал голос, от которого сердце привычно замерло и едва не порвалось на части от радости,— принесите мне бокал вина, пожалуйста!
Служить ей! Какое счастье!
Как бы он хотел стать её собачкой, чтобы выполнять любой каприз любимой. Расчёской в её руках, батистовым платочком, шёлковой туфелькой. Вот он — смысл жизни, его предназначение, его счастье. Ему дико, до безумия захотелось прямо тут, у её ног, умереть ради неё, лишь бы только она взглянула.
«Идиот!» — но возглас того, преступного, был слаб.
Марион вскочил и бросился за вином, принёс, поклонился и замер, весь дрожа от блаженства, переливавшегося из сердца и затопившего сознание. Вот она — истинная любовь, истинный смысл жизни, истинное счастье…
«Повтор»,— мрачно съязвило мерзкое подсознание.
—Марион, вы счастливы со мной?— её нежные пальчики коснулись его руки, и он, недостойный, рухнул на колени, прижался губами к этим невыразимо притягательным пальчикам и с трудом удержался, чтобы не расплакаться от восторга. Как же она добра к нему!
—Я умру за вас!— произнёс пылко.— Хотите, прямо сейчас?
—Нет-нет,— прошептала любимая.— Я хочу, чтобы вы жили.
Новый прилив счастья затопил всё его существо. Она, она хочет, чтобы он жил! Правда, было немного жаль, что умереть ради неё не удастся. Но, может быть, потом?
—Марион, вы любите своего отца?
—Любимая, я никого не люблю, кроме вас.
Взгляд лазурных глаз стал печален.
—Так нельзя, Марион. Даже если твой отец — ужасный человек, ты — его сын. Ты должен почитать своего отца…
—Если прикажете, милая Синдерелла, я буду почитать своего отца.
Золушка положила ручку на его предплечье:
—Я не хочу вам ничего приказывать, мой принц. Хочу, чтобы вы сами…
«Какая она добрая! Она самая-самая лучшая…». И снова — счастье. Его любовь пожелала апельсин. И счастливый принц побежал в сад, чтобы найти там свежий. Те, что были сорваны утром — не достойны её. Там, ближе к Бездне, находилась королевская оранжерея, где круглый год росли экзотические фрукты.
—Марион!— у самой стеклянной двери принца догнал Дезирэ.— Братишка, хотел с тобой поговорить, а ты всё время занят.
—Я занят, Рэз. Пусти.
Дезирэ встал прямо перед ним, заслонив дверь.
—Что с тобой, Мар? Ты на себя не похож.
—Я влюблён, Рэз. А Синдерелла — лучшая девушка на свете. Она прекрасна, и умна, и добра, и…
—Стоп, брат! Я не просил тебя описать невесту. Я сам её вижу.
—Ты на неё смотришь⁈
Да как он смеет⁈ Как вообще все они смеют трогать его сокровище взглядами⁈ Марион задохнулся от злобы. Положил руку на эфес шпаги.
—Эй, эй! Поспокойнее, братишка! Я и на тебя сейчас смотрю. На то и глаза нам даны.
—Видимо, они тебе не особо и нужны, раз ты глядишь на всё подряд!
Дезирэ присвистнул.
—Ты сам себя слышишь, Мар? Кстати, ты это из-за любви ходишь всё время в одном и том же? Обет дал или что? Весь двор уже шушукается. Переодеться не хочешь?
—В этом наряде я встретил её!— как брат не понимает таких простых вещей?— Это — память о нашей чудесной встрече!
—Зачем тебе память, если у тебя есть сама девица?
—Не смей её называть так!
—И как же мне её звать?
—Синдерелла… богиня… сама Жизнь и Любовь…
Младший принц заржал, словно конь.
—Да,— признался, когда перестал задыхаться от смеха.— Тебя изрядно приложило, Мар. Пошли выпьем, и ты мне расскажешь о своей неземной любви. Такое можно слушать только изрядно поддатым.
