Как ушат ледяной воды за шиворот плеснула. Забава на миг потеряла голос, не зная, что ответить. А травница продолжила:
—…Они нас не жалели, и мы их не будем! Наградим по справедливости за боль и горький стыд, что женщинам пережить довелось… Вспомни, Забава, сколь много девушек проклятый Бокша извел. Как волхвы над невинной девочкой потешились… Но гаже всего то, что и в смерти нет для злодеев наказания! Не тронет Сварог своих сынов!
И вроде правду говорила знахарка, но Забава не могла с ней согласиться. Набравшись храбрости, возразила:
—Так не все ведь виноваты! Властимир…
—Опять ты о нем!— принахмурилась травница.— Игрушкой ты была, кратким наваждением! Поди, он давно с молодой женой развлекается, и горя ему нет!
И знахарка принялась сердито греметь мисками. А Забава вновь прилегла на лежанку. Спряталась в шерстяной накидке, как в мышка в норе, и затихла, отдаваясь на волю тягостных размышлений. Может, травница права — князь давно утешился с другой? Но сколь бы ни болело сердце, как тяжело бы ни обидел ее Властимир, смолчав о любимых сестрах, но смерти ему Забава не желала. Как и наказания для всех мужчин.
Ее отец был матери хоть и не любым, но мужем хорошим и заботливым родителем. Ждан тоже никогда женщину не обидел. И Свят… И даже сухарь Пересвет!
А ведь кроме них есть другие, кто по совести живет! Так за что ж им муки принимать? Неправильно это!
Знахарка тяжело вздохнула.
—Все о других думаешь, да… Когда-то я тоже такая была. Еще ведой старалась не только женщинам, но и мужикам помогать. А потом те же мужики в меня камни бросали. И Ярослав, ради кого я от благословения Лады отказалась, не побрезговал своими руками взяться за каленое железо да изукрасить ожогами «любушку милую»,— усмехнулась криво,— и, как падаль, отволок за городские стены… да…
И старуха отвернулась. Плечи ее совсем поникли, руки затряслись пуще прежнего. Слетев с постели, Забава тут же поспешила обнять бедолагу-травницу.
—Мы вернем Ладу, бабушка, обещаю… Может, она излечит твои раны.
А про князя говорить не стала. Как-нибудь потом про это беседу заведут. Времени-то теперь много…
* * *
Властимир
Время утекало, как песок сквозь пальцы. Уже третий день Властимир загонял коня, продираясь сквозь лес и буераки. Серый вел его кругами, то в сторону от берега бросался, то поворачивал обратно, рыская чуть ли не у самой воды. Порой вовсе становился как вкопанный и мучительно долго нюхал воздух. Или слушал шелест снега и скрип сухих ветвей.
Только тогда их отряд и знавал отдых. Да еще ночью совсем немного. И то лишь потому, что воины едва в седле держались, а лошади спотыкались на каждом шаге.
Один Ждан выглядел бодрее прочих.
Властимир с неприязнью покосился на стоящего рядом сотника.
Жгучая ревность терзала сердце с жадностью оголодавшего пса, но тревога за любимую была сильнее. Отправляла собою каждый миг, и порой Властимиру казалось, что вот-вот он лишится духа — до того невыносимо было думать о случившемся. Вновь переживать ужасные мгновения, когда любимая рухнула в воду, а господин Северного царства ничего не мог сделать. Хоть ты три венца на голову нацепи, а мертвых это не вернёт.
—Она жива,— возразил его мыслям Ждан.— Лада не могла оставить свою дочь…
—Лада мертва! А Забава…— Властимир осекся и с силой провел ладонью по лицу.
Так худо не было, даже когда в Топях тонул. Будто наизнанку его вывернули и прижгли калёным железом.
—А Забава жива,— твердо продолжил Ждан.— Разве ты не чуешь этого?
Он хотел бы! Как мог цеплялся за надежду, что все обошлось, и река вынесла любимую на берег.
Но как выжить потом? По ночам трещит мороз, а ветер кусается так, что даже его — закаленного морскими бурями,— пробивает. Разве может перенести такую непогоду слабая девушка? Да еще и в мокрой одежде!
Властимир с силой сжал зубы, только бы удержать стон. А ведь все могло быть иначе! И Забавушка была бы рядом. Смотрела, как прежде, с любовью, грела бы его холодными ночами, с радостью носила их дитя. Надо было мягче с ней быть… Ну обманула, да. Так ведь за него перепугались, глупая. И он дурак… Самый что ни на есть последний.
С губ сорвалось облачко пара, а вслед за ним раздался протяжный вой.
Властимир даже встряхнулся. Не померещилось ли?! Никак Серый след взял!
—Нашел что-то!— вторил ему Ждан.— Теперь уж не собьется, голову на отсечение даю!
Но Властимир уже не слушал сотника. Птицей взлетев в седло, пришпорил Стогрива. Конь бросился за вслед лютоволком.
А за ними летела стража. Уставшие, продрогшие, однако полные решимости следовать за своим господином хоть в пекло. Может, и придется. Властимир не знал, что их ждёт, однако на хорошее не надеялся. Уж слишком дурным было предчувствие. И, казалось, следуют они прямиком в волчью яму… Но и остановиться Властимир никак не мог.
* * *
Мстив
Днём и ночью Мстив следовал за дружиной князя. Не чуял ни усталости, ни голода. Холод больше не тревожил, а потребность во сне пропала, будто никогда не было. Тело сделалось легким и полным звенящей силы. Теперь Мстив мог бы и подкову пальцами согнуть… А ведь думать начал, что бог покинул его! Отвернулся от верного слуги, оставил на растерзание самодуру князю.
Мстив мелко затрясся от смеха.
Не-е-ет, хитёр Сварог! Как истинный охотник — таился и выжидал, чтобы к нужному времени сделать его — Мстива — своим оружием. А потом направить точнехонько в скопище заразы и одним махом извести наконец Ладу и ее прислужниц. Заодно и князя образумить.
Прищурившись, Мстив проводил взглядом отряд. И хоть был он в нескольких верстах впереди, а все равно волхв видел каждое звено в кольчуге воинов — до того зорким стал взгляд. И нюх тоже… Потянув воздух, Мстив тихонько ругнулся.
Теперь он чуял ворожбу веды. Она-то и путала следы, мешала лютоволку отыскать меченную. Но зверь противился все же… Как творение сразу двоих богов он мог перебороть ворожбу вед, отыскивая то, что сокрыто.
Мстив ухмыльнулся и в один прыжок соскочил с дерева. И пусть до земли было пару сажень: теперь ему такое — плюнуть и растереть. Как и расправиться с дюжиной воинов… А если Властимир не захочет покориться, то ляжет подле своей зазнобы. Теперь очередь Мстива суд вершить. И уж он все князю припомнит.
Глава 39
Однажды Забава думала, что проживет тихую жизнь подле родителей, даже о замужестве не помышляла — кто меченную возьмёт? А оказалось, судьба ее — что горная река — крутехонька да переменчива. То под бок господина Северных земель закинет, то к мавкам вынесет, то с обрыва швырнет и к ведам притащит… измученным таким, просто ужас.
—Да, закончилась наша силушка,— невесело усмехнулась знахарка.— И живая вода на исходе. Мы ведь, считай, только ею и спасаемся. А не то давно бы сгинули. И все живое вместе с нами.
