Он был собой доволен.
–Очень правильно,– одобрил Феликс.– Считай, что ты только что заработал первую сотню баллов в копилку.
–Это много?
–Нужно набрать сто тысяч.
–Эх…– Крылов понял, что Вербин шутит, поэтому изобразил притворное разочарование.
–Следующий вопрос: кто-нибудь из тех, с кем ты говорил или присутствовал при разговоре, упоминал о владеющих Викторией страхах?
–Нет.
–Даже намёками?
–Что вы имеете в виду?
–Никто не пытался намекнуть дознавателю, что Виктория, во всяком случае, в последнее время, была слегка не в себе?– Вербин коснулся пальцами виска, показывая, что имеет в виду.– Припомни. Это должно было произойти ближе к концу разговора, когда собеседнику становилось понятно, что дознаватель не собирается упоминать о психологических проблемах Рыковой. В этот момент он или она должны были вскользь упомянуть, что Виктория стала казаться им странной, и привести пример её неадекватного поведения.
На этот раз Крылов размышлял чуть дольше, после чего вновь покачал головой:
–Нет.
–О дневнике кто-нибудь упоминал?– быстро спросил Феликс.
–Нет.
–А дневник во время разговоров вообще упоминался?
–В разговоре с Наилем.
–Как это было?
Крылов нахмурился, припоминая, после чего рассказал:
–Я спросил, насколько откровенной Виктория была в социальных сетях, Наиль ответил, что в меру. Я спросил, могла ли она делиться мыслями где-нибудь ещё, сказал, что в наше время это обычный вопрос, на что Наиль ответил, что не знает. Тогда я спросил, могла ли Виктория вести дневник, а Наиль засмеялся и сказал, что дневник предназначен только для его владельца и он понятия не имеет, вела ли его Вика.
–И ни о чём тебя не спросил?
–Нет.
–Интересно…
–Почему?
–Потому что ты чётко дал понять, что у Виктории был дневник – иначе зачем спрашивать? И в этом дневнике наверняка упоминаются их отношения. А Наиль отнёсся к твоему сообщению весьма хладнокровно, даже не уточнил, почему ты спрашиваешь.
–Возможно, он не поверил, что в наше время кто-то может вести дневник?– предположил Крылов.– В конце концов, Наиль был знаком с Рыковой почти два года, достаточно хорошо её знал и, получается, ни разу не видел дневник.
–Возможно,– согласился Феликс, но пометку в записной книжке сделал.
–Ещё я говорил с Нáрцисс. Простите, забыл упомянуть.
–С Нарциссом?– машинально переспросил Вербин.
–Нет, именно с Нарцисс, ударение на «а». Изольда Нарцисс.– Крылов помолчал, а затем выдохнул:– Она говорит, что экстрасенс.
–Так.– Вербин обдумал неожиданное заявление и сделал единственно возможный вывод:– Виктория обращалась к ней за помощью?
–Да.
–Как Нарцисс узнала, что Виктория умерла?
–Говорит, почувствовала.
–А в действительности?
–Я проверил календарь Виктории: на четырнадцатое и пятнадцатое у них не было назначено встреч. А позвонила Нарцисс пятнадцатого.
–Ну, в том, что она позвонила, нет ничего необычного.– Феликс помолчал.– И как она тебе?
–Очень странная женщина. Но, как мне кажется, искренне переживает за Викторию.
Вербин поднял брови.
–Демонстрирует искреннее переживание,– поправился Крылов.– Но я свою точку зрения не навязываю.
–Я с ней поговорю,– вздохнул Вербин, делая очередную пометку.– С кем ты собирался встречаться в ближайшее время?
–С Шевчуком и Карской.
–Кто такая Карская?
–Карская Марта Алексеевна, психолог, с которым работала Виктория. Я нашёл её координаты в ноутбуке и календаре.
–Психиатр?
–Психолог… в смысле, психоаналитик.
–То есть Виктория обращалась за помощью и к психологу, и к ведьме?
–Причём одновременно,– уныло подтвердил Иван. Он понимал, что этот факт играет на руку сторонникам суицида.– Видимо, совсем отчаялась.
–С кем-нибудь о конкретном времени договорился?
–Шевчук сказал, что не сможет на выходных, потому что уезжает, а Карской не успел позвонить.
–Ты не против, если Карской займусь я?
–Нет…– Крылов помолчал, но всё-таки решился на вопрос:– Хотите узнать, была ли Виктория склонна к суициду?
–Обязательно хочу это знать,– твёрдо ответил Вербин.– Потому что мы должны докопаться до правды, Ваня, какой бы она ни была. И если факты будут указывать на самоубийство – мы это примем.
–Придётся.
Вербин прекрасно понимал, какие чувства владеют сейчас молодым оперативником, и решил его поддержать:
–Но ты не волнуйся – у нас так много косвенных, что суицид не кажется вероятным. Я не верю в то, что Вика покончила с собой.
Крылов услышал, что Феликс впервые назвал Викторию Викой, и понял, что это хороший знак.
–А если Карская скажет, что Вика была склонна к суициду?
–Я приму информацию к сведению, но думать буду не только о Вике, но и о том, кто мне это скажет.
Смысл ответа Крылов понял мгновенно и вновь улыбнулся:
–Я рад с вами работать, Феликс.
–А чтобы наша радость была взаимной, перестань говорить мне «вы».
–Ни за что.
–Тогда перестань использовать в разговоре голливудские штампы.
–Постараюсь.
–Договорились.– Вербин помолчал.– В первую очередь мы должны определить, кто знал о психологических проблемах Виктории – кроме врачей, разумеется, и о дневнике.
–Вы уверены, что дневник подложил убийца?
–Абсолютно. Подумай сам: что бы увидели вскрывшие квартиру полицейские? Передоз. Заурядный случай. Потом появляются друзья и родственники и начинают уверять, что Виктория не употребляла. Тело осматривают медэксперты, находят один след от укола, анализы показывают, что Вика один раз и употребила – первый и последний, у нас появляются естественные подозрения: почему девушка, которая ни разу в жизни не кололась, умирает от передоза? Решила попробовать и не рассчитала? Так бывает редко. И ещё реже – чтобы колоться начали в одиночку, обычно у начинающих наркоманов есть проводник в мир дерьма. Наши подозрения усиливаются. И чтобы этого избежать, убийца кладёт на тумбочку дневник, в котором подробно объясняется, почему девушка, которая ни разу в жизни не кололась, умирает от передоза. А чтобы мы случайно не пропустили подсказку, выделяет нужное место закладкой. Ведь не все опера любят читать.
Крылов улыбнулся, но промолчал.
