И после этого замечания в помещении вновь установилась тишина. Затем кто-то кашлянул, и Етоев, который чаще всего работал в паре с Захаровым, заметил:
–История какая-то мистическая получается.
–По этой «мистике» уже дело открыли,– ответил Феликс.
–Ну, тогда да.
Вербин посмотрел на Шиповника.
Тот кивнул, поднялся и громко произнёс:
–Вы всё слышали! Если вспомните что-нибудь – обращайтесь ко мне или Феликсу. И это не шутки, мужики, это одна из рабочих версий. Я её одобрил. Всё понятно?– Послушал нестройный ответный хор, улыбнулся и провозгласил:– Совещание закончено!
Из дневника Виктории Рыковой
«Что может быть проще календаря?
Двенадцать слов и однообразные числа, последовательности которых обрываются, едва открыв четвёртый десяток. Меняется слово – и очередная короткая последовательность начинает свой недолгий путь. Скучно. Равномерно. Равномерно скучно. Числа меняются, создавая понятие „обыденность“, угнетая повседневностью, уверяя, что так будет всегда, что всё подчинено смене чисел и двенадцати слов.
Всё на свете.
Абсолютно всё.
Но, как ни странно, каждый из нас находит в этой повседневности нечто важное, особенное число, о котором он думает. Которое его радует. И таких чисел может быть несколько. Например, День рождения.
Я знаю, что некоторые люди считают его грустным праздником, потому что он отсчитывает твои годы, но я свой День рождения люблю – ведь в этот день мне подарили жизнь. В этот день я смеюсь, потому что мне хорошо, а ещё – вспоминаю, что задумывала и чего сумела добиться… именно в этот день, а не в Новый год, как большинство моих друзей и знакомых.
И Новый год я люблю, потому что это обязательно семья. Это огромный праздник для моего маленького, но очень важного мира, в котором царят любовь и понимание. И этот огромный праздник я с радостью провожу с теми, кто всегда будет рядом со мной, чтобы вместе вступить в новый год.
А День всех влюблённых…
Я всегда его любила, потому что он добрый. Его пытаются представить пошлым, но это глупо, потому что ни в любви, ни во влюблённости нет пошлости. Это чувства. И нет ничего прекраснее, когда они овладевают человеком. Пусть даже не навсегда, ведь влюблённость не обязательно превращается в любовь. Но влюблённость упоительна… Это нетерпение встречи. Это мысли только о нём. Это радость быть рядом и счастье узнавания друг друга. Узнавания навсегда или узнавания, чтобы расстаться – не важно. Важно то, что влюблённые становятся очень близки. Ближе – только любимые.
Влюблённость – это яркий карнавал перед огромным счастьем настоящей любви.
Или же просто – яркий карнавал.
Добрый.
И день этого карнавала – добрый.
День улыбок и нежности. День трепетных ожиданий. День, когда сердце стучит сильнее обычного. День искренних чувств.
Почему в этот день я должна умереть?»
Звонок раздался вовремя – Феликс как раз отыскал место для парковки, вышел из машины, помахал ожидающему его Крылову и потянулся за сигаретами. Телефон же зазвонил, когда мужчины пожали друг другу руки. Вербин вытащил смартфон из кармана, посмотрел на экран и вздохнул:
–Иван, дай мне минут пять, хорошо?
Крылов кивнул.
Вербин сделал несколько шагов в сторону и ответил на вызов:
–Добрый день, Марта.
–Добрый день, Феликс, ты записал мой телефон?
Судя по всему, она не собиралась возвращаться к официальному тону и уж тем более говорить ему «вы».
–Да, записал,– подтвердил Вербин, спрашивая себя, почему не ограничился стандартным «Алло?».
–Мне очень приятно.
Феликс не стал объяснять, что в обязательном порядке заносит в записную книжку телефона номера всех, кто так или иначе связан с текущим расследованием, и Карская обозначена в нём как «РЫКОВА – Марта онлайн психоаналитик». Кашлянул, выдержал паузу – достаточно длинную, чтобы её обозначить, но достаточно короткую, чтобы Карская не успела начать фразу,– и пробормотал:
–Э-э… спасибо.– Потому что не знал, как ещё реагировать на «Мне очень приятно».
–Это тебе спасибо.
–Вы что-то хотели?
И понял, что мог бы не откашливаться – голос всё равно его предал.
–Понимаю, что тебе не видно, но я у телефона одна и он не на громкой связи.
Намёк получился более чем прозрачным.
И как отвечать? Сказать, что не может говорить ей «ты»? А почему, собственно? Сказать, что не хочет говорить ей «ты»? Ну, это солгать.
В общении с участниками расследования Вербин всегда соблюдал дистанцию. Неукоснительно. Ему не нравилось, если другие оперативники вели себя иначе, если поддавались внезапно нахлынувшим чувствам или просто «развлекались». Для Феликса же с первого дня работы в полиции это было жесточайшим табу. Которое сейчас трещало по швам. Можно было соврать себе, сказать, что нужно выяснить, почему Карская так настойчива, но Вербин не хотел врать – себе. А увидеть Марту – хотел.
И она об этом знала.
–Вы… ты говорила, что я позвоню первым,– брякнул он зачем-то.
–Считай, что я проиграла.
–Мы не сражались.
–Именно.– Марта тихонько рассмеялась.– Я подумала, что первый разговор мог получиться не настолько полезным, как ты ожидал. Возможно, ты забыл о чём-то спросить, возможно, я забыла о чём-то рассказать, к тому же мы успели поругаться…
–Нет,– вырвалось у Феликса.
–Чуть-чуть,– мягко напомнила Марта.– И ещё мне интересно, как продвигается расследование.
–Об этом я не имею права рассказывать.
–Тогда обещаю, что не стану расспрашивать.
–А о чём мы будем говорить?
Марта выдержала короткую паузу и тихо спросила:
–Тебе не всё равно?
–«Sempre» на Большой Дмитровке.– Вербин назвал первое пришедшее в голову заведение.
Она не стала спорить.
–Хорошо, пусть там. Но есть условие.
–Какое?
–Ты должен за мной заехать.
–С удовольствием.
Сигарета обожгла пальцы – он совсем о ней забыл.
–Я буду ждать,– негромко закончила Марта.
–И я.
–Спасибо.
Она отключила телефон прежде, чем он начал искать слова для ответа. Поставила в разговоре идеальную точку. А в отношениях – идеальное многоточие.
–У вас всё в порядке?– спросил Крылов.
Удивиться вопросу Феликс не успел – сообразил, что выглядит растерянным, возможно, смущённым и, возможно, радостным. Другими словами, выглядит совсем не так, как должен выглядеть собирающийся на серьёзный разговор оперативник, но что уж тут поделать…
