–И ты его отпустишь?
–Я его не задержу.
Несколько мгновений Карская смотрела Вербину в глаза, а затем легко прикоснулась пальцами к его щеке.
–Это трудно? Знать, кто преступник, и знать, что ничего не можешь с ним поделать?
–Какие чувства ты испытываешь сейчас?– вопросом на вопрос ответил Феликс.
–Понимаю,– грустно улыбнулась Марта.– Такие же, как и ты?
–Да.
–И часто так бывает?
–Нет.
Вербин вспомнил, как стоял и разговаривал с убийцей нескольких человек; как смотрел ей в глаза, зная, что смотрит в глаза зверю, которого искал; изная, что она знает, что он знает, но не наслаждается его бессилием. Она просто оказалась лучшим игроком и безупречно сыграла партию, не оставив ему, опытному оперативнику, ни малейшего шанса доказать её причастность к прогремевшему на всю страну преступлению.– Я испытываю те же чувства, что ты сейчас, плюс – обжигающее и обидное ощущение, что не доработал, что преступник уходит от ответственности не потому, что тщательно продумал свои действия и ни разу не ошибся, а потому что я упустил какую-то важную деталь, с помощью которой мог бы отправить его за решётку.
–Но ведь это же хорошо,– неожиданно произнесла Марта.
–Что ты имеешь в виду?– удивился Вербин.
–Ты не сдаёшься. Ты умный и цепкий, ты делаешь всё, чтобы добраться до преступника, каким бы хитрым он ни был. Ты найдёшь доказательства и накажешь убийцу Вики, кем бы он ни был.
–Ты в это веришь?
–Я верю в тебя.
Разве есть слова важнее? Нужно сильно постараться, чтобы их придумать.
Больше они тем вечером о деле Виктории Рыковой не говорили.
Поболтали. Поужинали. Спать легли «пораньше, потому что завтра на работу», но среди ночи Вербина разбудило жужжание телефона. Посмотрел на экран – Шиповник, не ответить нельзя. Феликс выскользнул из-под одеяла и вышел из спальни, прикрыв за собой дверь:
–Да, Егор Петрович?
Тратить время на вступления подполковник не стал:
–Знаешь адрес Наиля Зарипова?
–Найду…
–Я сбросил в телегу. Приезжай как можно скорее.
И положил трубку.
Приблизительно в то же время
Несмотря на то что зимнее солнцестояние осталось в далёком уже декабре и день стал прибавляться – и как следует прибавился!– темнело в Москве по-прежнему рано. Февраль не только зимний, холодный и снежный, но ещё и тёмный, одна радость – короткий. И с большим праздником, традиционно уменьшающим одну из рабочих недель. На длинные выходные многие старались уехать из города, кто на дачу, кто в дом отдыха – развеяться на природе. Ну а кто и подальше, да ещё прибавляя к официальным выходным отгулы или отпускные дни. Те же, кто оставался, старались не скучать.
Наиль Зарипов отношение к празднику имел исключительно гендерное: вармии не служил и не собирался, военную кафедру игнорировал, к оружию не прикасался и даже в мыслях не мог представить себя защитником Отечества – для этого ведь есть другие люди, не такие утончённые, не столь важные для общества, не имеющие богатых родителей, в конце концов. Однако подарки на 23 февраля Наиль получал исправно. Как говорится, какой-никакой, а мужчина.
Что же касается праздников, то со среды до пятницы Наиль сидел в загородном доме родителей, затем вернулся в Москву и субботний вечер провёл в приятной и шумной компании старых приятелей. В воскресенье хотел остаться дома – мама советовала отдохнуть после бурной ночи, но друзья убедили присоединиться к очередному веселью, и Наиль согласился. В общем, не пожалел, но расстаться с приятелями пришлось в первом часу ночи. Уехал бы позже, но мама стала звонить каждые пятнадцать минут и после четвёртого звонка желание продолжать веселье у Наиля окончательно испарилось. Он попрощался с друзьями, негромко предложил одной из девушек составить ему компанию, получил очень вежливый, дружеский, но категорический отказ, не удивился и вызвал такси. По дороге ещё раз поговорил с мамой, уверил её, что не пьян, а просто немного выпил, но подъехав к дому, велел водителю остановиться на улице, не въезжая во двор – решил прогуляться и слегка проветриться. Чтобы утром голова не болела. Чудесная погода – свежо, но не холодно, без ветра; лёгкий, едва заметный снежок «даёт настоящую зиму» идышится, как в лесу. И так же тихо. Ну, почти тихо – к постоянному фону горожане привычные, а странных или подозрительных звуков Наиль не слышал. Да и не было их. Странных или подозрительных звуков. Только снег тихонько скрепит под ногами. Светящихся окон мало, тьму не разгоняют, до фонарей далеко, но так даже интереснее. Зима, ночь, тишина…
Неясная фигура навстречу.
Прёт по той же тропинке, причём уверенно, напролом, будто Наиль обязан уступить дорогу и шагнуть одной ногой в снег.
«А почему именно я? Почему я всегда уступаю? Только потому, что они более наглые, чем я, интеллигентный и воспитанный прозаик с тонким литературным вкусом? И не следует затевать перепалку с этими скотами?»
Именно интеллигентность и воспитание заставили Наиля взять в сторону. Хоть и пришлось наступить в снег.
«Но в следующий раз ни за что не уступлю!»
Додумать не успел, потому что услышал обращённую к себе фразу. Неожиданную. Страшную. Заставившую лицо перекоситься.
А затем Наиль почувствовал резкую боль в животе. Но на лице она не отразилась – оно уже было перекошенным. Охвативший Зарипова ужас заставил умолять:
–Нет… пожалуйста, нет… не трогайте меня…
В такие моменты трудно думать. И уж тем более невозможно понять, поверить, что упрашивать убийцу бессмысленно. Тем более после первого удара, когда кровь уже пролилась. Невозможно поверить, потому что именно в такие моменты очень хочется жить. Всё, что угодно, за сохранение жизни. За месяцы и годы, которые сейчас будут отняты. И остаётся лишь просить. Сквозь слёзы, которые выступили, кажется, сами по себе. Не от боли. От животного страха. Ну и от боли, конечно, куда без неё?
–Нет… не надо… умоляю…
Наиль был одет в плотный пуховик, однако убийца хорошо подготовился – клинок оказался достаточно острым, чтобы с лёгкостью пройти сквозь куртку и толстовку, и достаточно длинным, чтобы нанести тяжёлую рану. Ноги подогнулись. Наиль подался вперёд, стараясь ухватиться за убийцу, но тот оказался к этому готов: левой рукой крепко взял жертву за плечо, а правой нанёс следующий удар. Тоже в живот.
–Мама…– Глаза Наиля распахнулись так широко, как бывает только раз в жизни. И не от удивления.
Убийца же вонзил клинок ещё два раза, а убедившись, что жертва умирает, помог Наилю мягко опуститься на снег.
–Мамочка…
