Глава 11
Оставив Старого Мерина лежать на полу, я бросился на зов.
Как же неудобно передвигаться на своих двоих. Нужно срочно добыть лошадь в личное пользование. Но пока имеем то, что имеем.
Теряясь в догадках о том, что же там нашло тарканьё, я несся по улицам и проулкам крепости. Неизвестность подгоняла меня. Сколько я ни пытался добиться от таракана что же он там нашел, ничего не получилось.
Какой-то тупенький попался. Почему одни могут мне слово в слово диалог передать, а этот не может сообщить элементарных вещей?
В принципе оставалось недолго. Выбежав в посад, я пронесся по паре улиц вниз и оказался у нужного места.
Это был старый покосившийся от взрывов дом. В него прилетело несколько снарядов гриммеров, но несмотря на это он выстоял и не обрушился как все остальные. Только стекла вылетели. Вот умели же раньше строить.
У подъезда я увидел того самого несмышлёного таракана, который сидел на холщевом мешке и задрав длинные усы смотрел на меня.
—Ну и где твоя находка?— спросил я у него.
Он тут же закивал головой, забегал на месте и даже один раз подпрыгнул, всем своим видом показывая, что он на ней и сидит.
Я стряхнул его на землю и поднял мешок. Внутри находились вяленая рыба, солонина и хлеб. Это же тот самый скарб, который собирала мать для нашего побега.
Причем я точно помню, как его несли определенное время, а потом он исчез из моего поля зрения. За всеми этими сражениями я и не заметил его исчезновения.
Но он лежит здесь, а отца мы оставили за два дома отсюда.
—Молодец,— кивнул я таракану.— Хорошая работа.
Тот радостно запрыгал на одном месте.
—Это пока все искали отца под развалинами ты по запаху нашел наши вещи?— догадался я.— Хвалю. Очень изобретательно.
Таракашек еще выше запрыгал на месте и закружился.
А я еще думал, что он самый тупой. Оказалось, что парень — не промах. Пометил его в своей коллекции. Мало ли вдруг еще пригодится.
Только что все это мне дает. Я осмотрел все возле мешка и ничего не обнаружил. Да если бы что-то и было, это уже давно затоптали. Странно еще, что мешок не сперли.
Пользуюсь случаем, я решил сам дойти до того места, где последний раз видел отца. Благо идти было недалеко.
Но и там ничего не было. Люди и ветра стерли малейший намек на его прибывание там. Ни следов, ничего.
Если мешок отдали отцу, пока я не видел, то он прошел по этой улице. Дорога вела к крепости, а значит направление правильное.
Озадаченный я вернулся к подъезду дома, по пути детально обследуя все орлиным зрением. И снова пусто. Не было ничего за что бы мог зацепиться взгляд.
Хотя, стоп.
На наличнике двери виднелся едва заметный отпечаток крови в форме ладони. Она высохла и потускнела, но в орлином зрении я видел ее достаточно отчетливо.
Только вот принадлежать она могла кому угодно.
Для очистки совести я зашел в дом, благо он был пуст. Жители еще не все вернулись в посад, многих пока содержали в крепости.
Но и тут я ничего не нашел. И все-таки что-то в этом есть.
Нужно более детально осмотреть это место. Направив часть армии таракашек сюда, я приказал им все тщательно обследовать. Ну а вдруг.
Я чувствовал, что отец был где-то рядом. Привязанность тела реципиента к нему была очень высока и сильно передавалась мне, заставляя все время переживать из этого.
В мрачных мыслях я отправил обратно на псарню. Но было бы глупо искать его самому, имея под рукой армию шпионов, которые могут пробраться в любую щель.
Да и люди Крупского не сидят без дела. Надеюсь. Давно я их не видел.
Кстати, про Крупского. Нет никакого желания возвращаться к нему, потому что без нравоучений про мой неправильный выбор не обойтись.
Но там сестра и брат, которые и так сильно напуганы. Им просто необходимо мое внимание, а значит и выбора как такого нет.
Остается только надеяться, что командир городской стражи будет более лоялен.
Ну и ночевать на псарне с этим алкашом мне тоже особо не улыбалось.
Как ни странно в доме Крупских меня приняли довольно тепло. Никита Сергеевич ходил хмурый и тяжело на меня смотрел, но тему эту не поднимал.
Эльза Павловна был весьма мила и добродушна. А Ника с Никоном были вне себя от счастья. Значит, оно все-таки того стоило. Ну а косые взгляды старого вояки можно и перетерпеть.
На следующее утро я отправился на псарню. Старый Мерин уже проснулся и таскал воду для своих подопечных в двух объемных вёдрах.
—Явился,— фыркнул он, как только я переступил порог.
—Прибыл по месту несения службы,— не моргнув глазом ответил я.
Видок у него был, конечно, неважный. Весь помятый, опухший. Сломанный палец был криво-косо перебинтован.
—Не прибыл, а опоздал,— сурово произнес Старый Мерин, ставя ведра на пол.— Я уж думал мне почудилось спьяну, ан нет.
—Да, придется смириться с моим присутствием,— кивнул я.— Теперь работаем вместе.
—Хрена с два мы работаем,— выплюнул слова Старый Мерин.— Это видел?— он показал мне сломанный палец.— Знаешь, как болит?
—Представляю,— сочувственно произнес я.— Так не бинтуют. Тебе к лекарю надо. Видишь, как мастерски сделано,— я кивнул в сторону перебинтованной руки.
—Слушай сюда, пацан!— рявкнул он.— Ты теперь мне должен, понял? Я вчера был не в себе, но поверь мне и моему опыту. Я таких как ты ломал, ломаю и буду ломать, понял? И ручка твоя забинтованная это только малая часть того, что ты получишь.
П-ха! Похоже мужик считает, что это он меня так отделал. Сколько самоуверенности в дряхлом теле.
—Значит не хочешь по-хорошему,— вздохнул я.
—Ты пасть свою захлопни и слушай…
Договорить он не успел. Я звонко свистнул, перебив его речь, а через секунду за его спиной раздался цокот когтей и свирепый рык.
Десять гончих перемахнули через ограды своих вольеров и теперь стояли в полуметре от него.
Старый Мерин с открытым ртом повернул голову назад. Собаки рычали на него оскалив зубы, в любой момент готовые бросится в атаку по моему приказу.
Свистеть, конечно, было необязательно. Но надо же как-то ему показать, что ими управляю именно я. А то уж совсем странно будет.
—Ты что-то говорил?— с усмешкой спросил я.— Перебил тебя, но больше этой гнилой речи сил не было слушать.
—Найда! Пятнаха! Тощая! Вы чего?— растерянно разведя руки, вопрошал Старый Мерин.— Я же вас еще кутятами из соски кормил! Ну-ка назад!— неожиданно замахнулся он.— Отхожу плетьми, плешивые! Чтобы знали свое место!
