Как только Адриан прибыл ко двору, его сразу отправили с войсками в Уэльс для подавления восстания на территории, граничащей с Англией. Такое задание было ему не по душе, так как он с симпатией относился к валлийцам
[5]
, которые так же, как и шотландцы, боролись за независимость.
Эдуард, однако, твердо настаивал на участии Мак-Лахлана в подавлении восстания: на землях, захваченных Англией, успели построить замки невиданной красоты и намечалось возведение новых. Уже само их строительство являло собой завораживающее зрелище, но Адриану было сейчас не до зрелищ. Он надеялся пробыть при дворе недолго и вскоре вернуться домой. Его ребенок должен был родиться в конце января или начале февраля, и Мак-Лахлан хотел в решающий момент быть рядом с женой. Проходили месяцы, и его беспокойство возрастало. Тревогу подогревали и рассказы его друзей. Проведав, что Адриан собирается стать отцом, они с готовностью сообщали ему о всяких несчастных случаях, связанных с рождением ребенка: то сам ребенок умирал, едва родившись, то во время родов расставалась с жизнью его мать.
После подавления восстания в Уэльсе появились новые пленники, которых тоже предполагалось заточить в Тауэр. Адриан прибыл ко двору Эдуарда после Рождества, все еще не зная, когда ему удастся вернуться к жене, разлука с которой превратилась в пытку, хотя жизнь при дворе была сплошным весельем. Каждый вечер знать собиралась во дворце на пышные пиры, на которые английский король приглашал и своих почетных пленников: Давида Брюса, короля Шотландии, Иоанна, короля Франции, и самых знатных людей из Шотландии, Уэльса и Франции, не говоря уж об английской знати. Давид и Иоанн были молодыми правителями и очень интересными людьми, а тот факт, что они являлись пленниками, только придавал ситуации особую пикантность. Адриан во время пиров часто сидел рядом с Давидом — их сближало то, что они оба были шотландцами. Адриану нравилось беседовать с Давидом, и они горячо обсуждали историю шотландского народа, его религию, проблемы горцев и жителей равнин, а также многие другие интересные темы.
Среди гостей королевских фамилий были и другие: такие, как, например, Симон, несостоявшийся любовник Даниэллы, и Поль де Валуа, родственник Даниэллы и короля Иоанна. Король Иоанн не раздражал Адриана. Как ни удивительно, не злился Мак-Лахлан и на Поля де Валуа, чего нельзя было сказать о Симоне де Валуа, графе Монтежуа. Причиной неприязни, по всей вероятности, стало то, что Даниэлла когда-то была влюблена в него или по крайней мере так ей казалось. Симон раздражал Адриана сверх всякой меры.
Этот француз был весьма популярен среди своих английских друзей и пользовался большим успехом у дам. Он был высоким, красивым, крепко скроенным мужчиной. Сейчас он держался с большим достоинством, чем до пленения. Английские дамы не знали — а Симон, естественно, не распространялся на эту тему, — что он поддерживал графа Арманьяка, который мародерствовал и насиловал, не зная жалости и не ведая пощады. Симона называли «пленником в силу сложившихся обстоятельств» и считали, что он попал в Тауэр из-за несчастной любви к невесте другого человека. Когда Симон и Адриан впервые встретились при дворе, они, как того требовало их положение в обществе и этикет, отнеслись друг к другу весьма приветливо, но Адриан знал, что в глубине души Симон ненавидит его и жаждет мщения. То же самое испытывал по отношению к Симону и сам Адриан.
Ходили слухи, что у Симона любовная связь с молодой женой одного старого аристократа, что, впрочем, случается часто, когда юные девушки выходят замуж за мужчин, годящихся им в дедушки. В этом не было бы ничего удивительного, если бы Симон не волочился еще и за другими женщинами, которых было у него немало, а несчастная молодая дама не была бы так страстно влюблена во французского графа и не страдала бы так сильно, что все видели это и с интересом наблюдали за ней, когда она с несчастным видом сидела за длинным банкетным столом и глазами искала Симона. Она была дочерью известного человека, который погиб несколько лет назад в схватке с французами, и Адриану было очень жалко молодую леди. В такие минуты он только радовался, что не взял с собой Даниэллу. Ему было бы неприятно видеть ее в компании Симона, взгляды которого он ловил на себе так часто, что ему стало казаться, будто тот что-то замышляет против него. Симон был непревзойденный оратор. Он умел так заговаривать женщин, что буквально все они влюблялись в него. Одному Богу известно, что могло статься с Даниэллой, испытай он на ней свое красноречие.
Симон занимал в Тауэре комнаты, никак не связанные с покоями короля Франции, потому что, хотя король Эдуард и был для своих пленников радушным хозяином, он никогда не допустил бы их нового заговора у себя за спиной. К своей новой обязанности — быть радушным хозяином для своих заклятых врагов — король Эдуард относился с известной долей юмора. При встрече с ними он веселился как мальчик. Адриану же хотелось поскорее вернуться домой. Эдуард пообещал ему, что, если дела в Уэльсе пойдут хорошо и в течение месяца там не будет никаких волнений, он отпустит его на родину.
В середине февраля, во время очередного пира, прибыл гонец и, склонившись к королю, что-то зашептал ему на ухо. Адриан, который сидел через несколько стульев слева от короля — на «шотландской» стороне стола, — видел, как изменилось выражение лица Эдуарда, и Мак-Лахлана охватила тревога. Король кивком указал гонцу на Адриана, и, пока вестник шел к нему, сердце Адриана готово было вырваться из груди. Он был уверен, что гонец прибыл с севера. Мак-Лахлан стал опасаться плохих новостей и уже успел пожалеть, что оставил Даниэллу одну.
Однако когда гонец подошел к нему, Адриан увидел на его лице улыбку и у него сразу отлегло от сердца.
— Я прискакал с севера, сэр…
— Даниэлла? — нетерпеливо прервал его Адриан, вскочив с кресла.
— Чувствует себя исключительно хорошо, рыцарь Мак-Лахлан, так же как и ваш сын, которому при крещении дали имя Адриан-Роберт.
Адриан без сил опустился в кресло. По всей вероятности, гонец говорил достаточно громко, так как все присутствующие стали дружно поздравлять Мак-Лахлана. Рыцари, знать, дамы и даже члены королевских фамилий подняли кубки с вином в его честь.
У него родился сын, хотя Даниэлла хотела девочку, чтобы позлить мужа. Но какое это теперь имеет значение? Адриан еще никогда не испытывал такого странного чувства, такой гордости, которая распирала его грудь. И в то же время его переполнял страх за жену: как бы с ней чего не случилось.
В тот же вечер Адриан пошел к королю, который принял его.
— Сир, Уэльс может взбунтоваться в один день, а может жить спокойно на протяжении многих месяцев. Я служил вам верой и правдой, но сейчас я хотел бы увидеть сына…
— Уж не думаете ли вы, рыцарь Мак-Лахлан, что я видел всех своих отпрысков сразу после того, как они появились на свет? Нет, молодой человек, я не даю вам моего согласия!
— Но…
— Пошлите за женой и вашим ребенком. Мне и самому не терпится увидеть их.
Адриан недоверчиво посмотрел на Эдуарда:
