И к тому же спала с другим мужчиной.
Он проглотил комок в горле и посмотрел в полные слез глаза Морвенны. Он должен немедленно уйти, оставить обоих, иначе будет пролита кровь.
Но этому не суждено было случиться. Перт поднял меч за спиной Аларика. Аларик увидел на стене движение тени и резко повернулся. Его меч отразил удар и одновременно рассек Перта от плеча до паха.
— Болван! — вскричал Аларик, наклоняясь над ним. — Умереть из-за одной ночи с девкой!
Эти слова вырвались у него непроизвольно. Он медленно повернулся и посмотрел на Морвенну, которая зашлась в рыданиях. Он должен дотронуться до нее. Дотронуться и постараться понять. Она была его женой.
— Аларик! — выкрикнула она наконец, но когда подняла на него глаза, ее охватил новый приступ рыданий. Она уронила на грудь свою красивую голову, и Аларик коснулся локона ее полос. — Прости меня! — умоляла она. — Все из-за ревности… Я не смогла вынести того, что ты полюбил эту девчонку!
Он изумленно выслушал ее и, когда понял, о чем она говорит, покачал головой.
— Морвенна! Я не прикасался к Леноре.
— Прости меня!
— Я попробую, — пообещал он. Она была так прекрасна. Ему хотелось простить ее, но что-то в нем умерло. Он никогда больше не сможет верить женщине — ни Морвенне, ни любой другой. — Морвенна, я попробую простить, — повторил он, — но я не могу здесь больше оставаться, потому что мне хочется задушить тебя.
Он покинул ее и вернулся к Вильгельму, молчаливый и надломленный. Он никому не рассказал о случившемся, однако менестрели стали петь про их бой и смерть Перта. Аларик скрежетал зубами всякий раз, когда слышал эти песни. Однажды Вильгельм едва удержал Аларика, чтобы тот не задал выволочку несчастному менестрелю.
Как-то Вильгельм прислал Аларику сарацинскую девушку — рабыню, которая была взята в плен во время похода. Ночь с ней оказалась волшебной. Прикосновения девушки стали для него исцеляющими. Ее шепот был нежным и умиротворяющим. Аларик благодарил Вильгельма за щедрый дар, но девушку у себя не оставил. Он вернулся домой.
Морвенна задрожала, когда он вошел в комнату. Он протянул руки, и она бросилась к нему, тихонько плача. Аларик сказал ей о своем прощении.
Вскоре после примирения с Морвенной Аларик был снова призван Вильгельмом для участия в походе на запад. Кампания затянулась на несколько месяцев. Внезапно пришла весть из дому, что леди Морвенна захворала и лучшие лекари герцогства приглашены для ее лечения.
Аларик скакал, не жалея лошадей. Примчавшись домой, он увидел, что слуги собрались в зале, некоторые тихонько плакали. Аларик бросился мимо них вверх по лестнице.
Морвенна лежала на кровати. Золотистые волосы ее разметались по белым простыням, обрамляя мертвенно-бледное, измученное лицо. Аларик упал на колени и сжал руки жены. Возле кровати безмолвно стоял лекарь.
— В чем дело? Что ее мучит? — спросил Аларик.
Лекарь жестом показал, чтобы он отошел от изголовья. Аларик бросил яростный взгляд, но лекарь скорбно поднял руку, и Аларик проглотил готовые вырваться слова.
— Граф Аларик, я сделал все возможное.
— Что с ней? — перебил его Аларик. — Да творите, в конце концов! — крикнул он, видя, что тот колеблется.
Старик тяжело вздохнул и негромко произнес:
— Она была беременна, граф, и пыталась избавиться от ребенка.
— Боже милостивый! — в ужасе прошептал Аларик. Должно быть, этот человек лгал. Аларик схватил его за плечи, чтобы вытрясти из него правду. — Ты должен спасти ее! — потребовал он.
— Я… я не могу… Я в состоянии лишь облегчить ей смерть…
Аларик прошептал проклятие. Он снова опустился на колени перед Морвенной и стал гладить ей волосы и щеки. В конце концов она открыла глава. Некоторое время она смотрела на него, затем улыбнулась и накрыла его руку, лежавшую на ее щеке, своей.
— Прости меня, Аларик, — прошептала она. — Я не хотела рожать ублюдка.
— Нет, ребенок не был бы ублюдком: ты моя жена, Морвенна. — Ему хотелось зачеркнуть все былое и начать все сначала. Ему хотелось, чтобы она забыла свои глупые страхи. По его щекам катились слезы. — Я был бы рад ребенку независимо от того, кто его отец. О Боже, Морвенна! Ведь ты же знала, что я простил тебя!
— Но я себя так и не простила, — прошептала она, — хотя я и не хотела расставаться с тобой.
Это были ее последние слова. Она закрыла глаза и судорожно вздохнула. Это был последний ее вздох. В смерти она осталась такой же красивой, как и в жизни.
Тело Морвенны находилось в старой семейной часовне. Аларик был безотлучно при нем. Погруженный в тяжелые раздумья, он сидел там до того момента, пока не пришло время предать останки земле. Ее положили в семейном склепе рядом с отцом Аларика.
Через две недели после смерти Морвенны он вновь покинул дом. Вильгельм пытался утешить его.
— Ты еще так молод! Вы оба были очень молоды. Через какое-то время ты снова полюбишь и возьмешь новую жену.
— Нет, никогда! — дал себе зарок Аларик. — Любовь делает из мужчин дураков, а из женщин — сварливых баб. Нет, Вильгельм, только не женитьба, даже если я распложу ублюдков по всей земле. Я никогда больше не женюсь и не полюблю…
Вильгельм ничего не сказал на это. Он знал, что только время может исцелить душевные раны друга. А он постарается занять его делом — это лучшее, что можно сейчас сделать для Аларика.
В 1058 году Гарольд Годвин жил в родовой усадьбе в Бошеме. Фаллон нравился этот массивный дом из камня и дерева, где они отмечали все праздники — и языческие, и христианские. Лето было теплое и благоухающее. Было слышно, как мычали коровы на пастбище, и крепостные и вилланы Гарольда, похоже, чувствовали себя довольными. Фаллон плавала в ручье, ездила на лошади, играла со своими братьями и детьми вилланов. Кузен Кон выковал небольшой стальной меч как раз по ее руке, и она упражнялась во дворе с итальянским мастером, обучавшим братьев. Бошем представлял собой прелестную деревушку, типичную для той Англии, которую Фаллон знала и любила. Ее отец был не просто таном, он был известен своей справедливостью и любим за нее.
В Бошеме насчитывалось около двух сотен людей. Двадцать из них составляли рабы, которых отец взял в бою в плен или купил, чтобы они трудом искупили свои преступления. Сто человек были земледельцами или арендаторами, и около восьмидесяти — вилланами. Старейшины иногда ездили в ближайший город на окружные собрания, а парень из Бошема мог поухаживать за девушкой из соседней деревни, но, в общем, это был маленький закрытый мирок. Фаллон получала удовольствие от общения с жителями деревни; она играла с детьми, опекала их, и ей нравилось, что все, в том числе и парни, обожали ее.
Ее отец часто должен был уезжать на север, потому что скотты вели себя неспокойно и совершали набеги на Англию. Ее дядя Тостиг был теперь герцогом в Йоркшире, и это вынуждало отца оказывать ему и королю помощь. Несмотря на то, что Гарольд был правой рукой короля, Эдуард благоволил к Тостигу. Гарольд знал об этом и не роптал.
