— Как ты могла допустить такое? — сердито воскликнул Роберт.
Она холодно взглянула на него и вопросительно выгнула бровь.
— Дядя Роберт, позволь напомнить тебе, что именно ты заверял меня, что я могу сочетаться законным браком с этим мужчиной, а потом сбежать от него, оставаясь девственницей. Ну так ты ошибся. И если тебе вздумается обвинять— всех налево и направо, то, пожалуй, лучше всего начать с Господа Бога, поскольку, судя по всему, такова была его воля.
— Аллора…
— Доброй ночи, дядя! — тоном, не допускающим возражений, повторила она и неторопливо вышла из комнаты, твердо намеренная не уступать больше Роберту. Как он смеет?! Когда ему нужно было получить свободу, он ничуть не беспокоился о том, что она утратит невинность. А теперь, когда его собственное безрассудство ударило другим концом по его же планам, он готов обвинить в этом весь свет.
Сегодня она почувствовала свою власть и нашла нужный тон, а Роберт Кэнедис даже не попытался ей перечить.
Она услышала, как он застонал, тяжело опускаясь в кресло:
— Черт возьми, все пропало! Как мы теперь сможем одержать над ним верх?
Не оглянувшись, Аллора стала подниматься вверх по лестнице. Бросив взгляд вниз на повороте, она заметила, что Дэвид и Дункан смотрят на нее.
В глазах Дэвида читались сожаление и сочувствие. Но взгляд Дункана…
Ей хотелось поговорить с Дэвидом, сказать, что все изменилось, однако четкого объяснения не было пока даже у нее самой. Она очень устала, целый день занимаясь урегулированием споров и взаимных претензий людей, которые жили и работали на территории крепости, — хозяин Дальнего острова был для них высшей судебной инстанцией и самолично выносил приговоры. Дела были в основном бытового характера, и она постепенно, одно за другим, решила их все. Аллора впервые судила одна, и это тоже было печально, и она отчетливо помнила, как сидела здесь рядом с отцом, слушала, как он выносит решения, никогда не забывая сначала спросить ее мнение и радуясь, когда она выносила тот же вердикт, что и он сам.
День показался ей бесконечно длинным.
Аллора вошла в хозяйские апартаменты, занимавшие весь третий этаж башни, и свернулась калачиком на огромной кровати, на которой когда-то родилась сама.
В камине горел огонь. Она видела в пламени глаза Брета, согревалась его теплом. Вспоминала…
Они провели вместе так мало времени! Только день и ночь — но это было незабываемое время. У нее будет ребенок — его ребенок. Она не надеялась на примирение с ним, ее народ не понял бы такого поступка, а Брет…
Брет тоже не захочет, она была уверена в этом. Но она была также уверена в том, что он обязательно придет. Просто для того, чтобы отобрать у нее все, что ей дорого, и заставить ее расплатиться за содеянное. Ей вспомнился его взгляд — нежный, ласкающий, но она помнила также, каким он может быть холодным и гневным.
— Господи! — вдруг взмолилась она. — Будь ко мне милосерден, сделай так, чтобы я перестала о нем думать и могла спать спокойно. Прошу тебя, Боже милостивый!
Но Господь, кажется, не услышал в этот вечер ее молитву, потому что, едва заснув, она снова увидела Брета во сне.
Она увидела воина в сверкающих доспехах и шлеме, украшенном рогами, который сверкал в лучах солнца. Он был верхом на коне. На белоснежном коне, который подъезжал к ней все ближе и ближе. Ей хотелось крикнуть, протянуть к нему руки. Но в его руках блеснул стальной меч. И ей осталось только бежать. Бежать и бежать.
Элайзия вместе с Элинор и Гвен прибыли в Нормандию, когда вокруг уже намело много снега, целые сугробы и морозы сковали землю. Брет воевал в Вексане, пытаясь вернуть королю земли, которых он чуть было не лишился.
Но, узнав о приезде сестер, Брет приказал продолжать без него осаду одной мятежной крепости и поспешил в Руан. Он был очень обеспокоен состоянием Элайзии, однако с первого взгляда убедился, что сестра здорова и невредима. Она была, как всегда, хороша собой: непокорная копна рыжих волос, серебристо-серые глаза, гордое выражение лица, алебастрово-белая кожа. Элайзия радостно бросилась в его объятия, потом он подбросил в воздух повизгивавшую от восторга Гвен и обнял Элинор. Затем пристально посмотрел на Элайзию и потребовал, чтобы она подтвердила, что ее отпустили, не причинив вреда.
Элайзия улыбнулась и, отбросив с его лба упавшую прядь волос, сказала:
— Братец! Ты ведь знаешь, что меня уже самым подробным образом обо всем расспросил отец.
— Понимаю, миледи сестричка, но хочу, чтобы ты теперь еще раз все рассказала мне. Ведь это я виноват во всем, что с тобой случилось. И если они осмелились причинить тебе хоть малейшее зло, то, будь уверена, я разорву их на части собственными руками.
— Я знаю. Именно так я им и сказала, и мне кажется, это их испугало.
— Однако, наверное, мало. Расскажи, что произошло.
Элайзия вздохнула, ибо ей пришлось рассказывать эту историю уже не меньше десяти раз.
— Мама получила твою записку о том, что Аллора больна, а ты вынужден уехать. — Она поморщилась. — Нам всем было немного жаль ее…
— Из-за того, что ей навязали меня? — спросил он. — Благодарю покорно, сестричка.
Элайзия покраснела.
— Нет, из-за того, что она оказалась в таких обстоятельствах, Брет. Далеко от дома, одна и больна. Но когда я вошла в твою комнату, Аллоры там не было, а был только лаэрд Айон. Он сначала рас сыпался передо мной в извинениях, а потом стукнул по голове рукояткой меча. Очнулась я, когда мы были уже далеко за городом.
— А потом? Кто еще был с ними? Сколько человек?
— Лаэрд Айон, его брат Роберт. Два пограничных рыцаря — Дэвид Эдинбургский и его брат Дункан. И Аллора. Больше никого.
— Они ничего тебе не сделали?
— Нет, что ты, Брет! Только этот проклятый Дэвид вцепился в меня, как пиявка, чтобы я не могла сбежать. И хотя я вызывала у него раздражение, он и пальцем меня не тронул.
— Значит, Айон убит. Ты видела, как это случилось?
Она кивнула головой.
— Это было ужасно, Брет! У меня сердце чуть не разорвалось, когда я смотрела на твою жену. Она умоляла его не умирать, не оставлять ее. Она вся перепачкалась его кровью, прижимала его к себе и не хотела положить на землю. А потом пришла в страшный гнев, кричала на всех и потребовала, чтобы меня немедленно освободили. Брет, я знаю, что ты очень сердишься. Но не забудь, что именно Аллора заставила их освободить меня. — Элайзия вздрогнула. — Роберт Кэнедис и Дункан твердили, что из меня получится хорошая заложница. Мне кажется, что эти двое не задумываясь перерезали бы мне горло, если б им надо было.
Он с сомнением приподнял бровь:
— Уж не хочешь ли ты, чтобы я простил Аллору только потому, что у нее хватило здравого смысла понять, что мы сотрем с лица земли их крепость, чтобы освободить тебя?
