Мудрый и благородный Карл быстро переменил тон:
— Друг мой, ты не причинил девочке ни малейшего страдания. Ты был прекрасным мужем, лучше, чем многие другие, включая меня! Да простят мне Бог и королева! Тебе нужно жить дальше. Женись снова.
— Нет, — возразил Уорик. — Я не хочу еще одной смерти! Король фыркнул:
— Ты знаешь не хуже меня, Уорик, что никакого небесного проклятия твоей семьи не существует! Привидений не бывает, во всяком случае, они не охотятся на людей…
Уорик пришел в неописуемую ярость и принялся постукивать по столу костяшками пальцев так, что задрожали тарелки и бокалы.
— Она не покончила жизнь самоубийством, Карл! Да, я не верю в привидения и знаю, что ее убили.
— Убили?
— Да, ваше величество, убили. — Уорик поспешил к буфету вытащил оттуда сутану и маску. Король изумился.
— И кто же убийца? — прищурившись, спросил Карл.
— Не знаю, — пробормотал Уорик в замешательстве, опускаясь снова в кресло и потирая висок. — Карл, я точно знаю, что е убили. И пока не найду убийцы, не женюсь на другой.
— Боже праведный! — воскликнул король. — Это похоже на сумасшествие. Кого ты подозреваешь? Юстина, Клинтона? Не мог поверить…
Уорик горько засмеялся:
— Клянусь, что не они!
— Тогда…
— Остается лорд Хардгрейв, — горько сказал Уорик.
— Ох, брось! — нетерпеливо прервал его Карл. — Вы, конечно, враждуете, но это слишком…
— Извини, возможно, я несправедлив. Но кто же тогда, черт побери, кто? Матильда обожала ее, так же как и Юстин. Даже Клинтон находил, что она чересчур хороша для меня! Карл, я холодею при мысли, что ее кто-то убил. Я должен отыскать убийцу, в противном случае мне придется провести остаток жизни в обществе любовниц, но не жены.
Карл вздохнул:
— Уорик, говорю тебе, это плод твоего воображения. Женевьева была… Прости, Уорик, но мне кажется, что она была склонна к самоубийству. — Король помолчал., — Ну что из того, что ты нашел старую маску и сутану? Кто только не носит маски при дворе, чтобы скрыть личину, замышляя очередное любовное похождение! Выкинь все это из головы! Давай лучше поедем ко двору!
Король настоял на своем, и Уорик возвратился во дворец. Но не только чтобы развеять скуку Карла — в королевстве накопились кое-какие дела, требовавшие его участия.
Как и напророчила леди Анна, вскоре Уорик оказался в се объятиях, наслаждаясь неистовой страстью.
Анна, как и прежде, называла его чудовищем, а он менял женщин одну за другой, потакая малейшим их желаниям, но никого не впуская в свое сердце. Лорд Четхэм был горячим любовником и холодным человеком, если не сказать жестоким.
Прошел год. Время залечило его раны, но подозрения Уорика не умерли и решимость найти убийцу жены не поколебалась.
— И все-таки тебе нужно жениться, мой друг, — время от времени поговаривал Карл.
Жениться…
«Нет, сначала поймать на крючок убийцу», — думал Уорик, но ему не хотелось спорить с королем, и каждый раз он с улыбкой отвечал:
— Конечно, ваше величество. Мне нужно жениться… — И про себя добавлял: «…и пожертвовать жизнью еще одной женщины».
Уорик по-прежнему был уверен, что кто-то решил оставить его без наследника.
Тем временем лорд Жофрей, престарелый муж леди Анны, подхватил лихорадку и умер. Однажды, лежа в постели, Анна порывисто обняла Уорика.
— Теперь ничто не мешает нам пожениться, мой обожаемый! Уорик отодвинулся в сторону, сел на кровати, свесив ноги, и запустил пальцы в волосы.
— Я больше никогда не женюсь, — ответил он.
Леди Анна суховато засмеялась, вставая на колени и чувственно проводя ногтями по его спине.
— Я заставлю тебя передумать!
Нет, не в ее силах заставить его передумать, хотя она легко умела воспламенять его чувства. Он повернулся и страстно обнял ее, желая утолить телесный огонь. Насытившись, он отстранился, и его мысли вновь вернулись к Женевьеве.
Ее образ преследовал его. Боже праведный! Он должен восстановить справедливость и вывести убийцу на чистую воду!
В апреле 1679 года Уорик в отличном настроении прогуливался с Карлом по Рыночной улице. Король искал кое-какие безделушки для своей жены, а Уорик — веер из слоновой кости для леди Анны.
Они зашли в таверну выпить по кружечке эля. Карл, стремившийся быть доступным для своих подданных монархом, непринужденно посещал публичные заведения. Он вызвал яркий румянец на щеках задохнувшейся от удовольствия служанки, ущипнув ее за выступающую часть тела, и наградил владельца заведения тяжелой золотой монетой.
Королевская стража маячила далеко позади, пока Уорик с королем весело смеялись в таверне. Наконец они вышли на улицу.
Вдруг над королем как будто нависла темная туча и, как молния, блеснул нож. Уорик протрезвел в одно мгновение и выхватил меч. Стычка окончилась моментально. Через секунду какой-то несчастный валялся в ногах у Уорика и причитал:
— Убейте меня, мой господин! Умоляю вас! Иначе меня ожидает тайбернское дерево…
— Тайбернское дерево — слишком большая роскошь для покусившегося на жизнь самого короля! — прогремел стражник, торопясь к месту событий. — Ты познакомишься со всеми ужасами, когда тебя растянут и четвертуют, мерзавец, а скорее задохнешься в огне, который взовьется до неба!
Преступника оттащили. Карл, глядя на друга темными прекрасными глазами, слегка вздохнул:
— Если бы в моей власти было что-нибудь сделать для несчастного. Этот человек наверняка сумасшедший.
— В таком случае его следует милостиво повесить!
— Повесить? Нет, люди сотнями умирают на виселицах за гораздо меньшие преступления: за украденный хлеб, за долги.
— Но ведь ты король.
— Мной управляет парламент, — сухо ответил Карл. — И я всегда помню, что голову моего отца насильственно разлучили с телом, поэтому я мудро подчиняюсь законам. Я очень люблю свою голову и корону на ней.
Через неделю Уорик трясся по тем же улицам в экипаже, направляясь домой в Северную Ламбрию. Карета остановилась, и он выглянул из нее, окликнув Джека, на этот раз служившего кучером:
— Почему мы стоим?
— Шествие на казнь, — отозвался Джек. — Каких-то трех злополучных колдунов ведут к тайбернскому дереву.
Уорик высунулся в окно. Толпа окружала повозку, двигающуюся вниз по улице. На ней сидели юноша, старик и женщина.
Женщина вдруг обернулась. Она была в грязных лохмотьях, но что-то в ней заставило его присмотреться внимательнее. Может быть, длинные волнистые волосы, покрытые дорожной пылью, но все же поблескивавшие на солнце; их каштановый цвет казался глубже под солнечными лучами. Она была молода, не старше двадцати. Подбородок высоко поднят, в глазах — огонь нескрываемого презрения. Тонка и патетична.
