Она пробежала пальцами по его спине и остановилась там, где была повязка. Не прикасаясь к ней, она спустилась ниже, к ягодицам — они тоже были твердыми и мускулистыми. Она сжала их, и он наконец сделал решительный шаг. У нее вырвался вздох нестерпимого наслаждения.
Она ждала его, хотела, жаждала. Ему хотелось помедлить, убедиться, что она поняла, какой радости они могут достичь вдвоем. Но собственное желание, сдерживаемое так долго, вышло из его власти. Оно увлекло его в стремительный ритм, проникающие и колкие удары. Однако это было не важно, ибо она принимала его. Он уверился в этом, ощутив, как трепещут и поддаются под ним ее бедра. Ее приглушенные вскрики были чудеснейшей из мелодий; ее руки, скользящие по его телу, дарили наслаждение, равного которому он не знал.
Затем она напряглась, ее дрожь усилилась, пробегая по телу волнами. У нее вырвался почти изумленный крик, которые перешел в нежный стон. Он пролился, как горячее масло, издав хриплый возглас удовлетворения, и едва понял, что слышит собственный голос.
Она быстро свернулась клубком, повернувшись к нему спиной, но не отодвигаясь. Он лежал, глядя на листья, радуясь, что она отвернулась, ибо сейчас он не мог прогнать с лица усмешку подлинного удовольствия.
Элиза задрожала — ветер неожиданно стал прохладным. Она вновь увидела окружающий мир. Ветер помогал ей прийти в себя, однако Элизе не хотелось, чтобы он уносил чувство блаженства.
Таинственное обещание исполнилось. Чудо вызывало трепет: это было самым удивительным событием, какое когда-либо происходило с Элизой. Она ощущала усталость, но в то же время такую силу и радость, о существовании которых даже не подозревала. Она упивалась ими, не боясь пресытиться. Он был ее вином, ее нектаром, великолепным и опьяняющим. Она позабыла о своей ненависти и досаде. Времена, когда он был отвратительным Брайаном Стедом, а она его подневольной невестой, канули в прошлое. Теперь она знала, что он прекрасен, настолько, насколько может быть прекрасен мужчина, что он всецело принадлежит ей, что им суждено наслаждаться, восхищаться и радоваться друг другу.
Но теперь она начинала испытывать сожаление. Волшебные цвета рассвета поблекли, превратившись в холодный, ясный блеск раннего утра. Ничего не изменилось; он по-прежнему был испытанным воином короля, рыцарем, жаждущим битвы и уже удовлетворившим свою страсть к землям и богатству.
Однако приятным преимуществом для него явилось то, что он одновременно смог удовлетворить страсть к непокорной жене.
Она ошиблась, горько подумала Элиза. Кое-что все-таки изменилось. Больше она не могла назвать себя «подневольной» женой, не могла дольше бороться с ним, ибо предать ее могли так же легко, как и возжелать.
Но в глубине души она понимала, что эту досаду ей причиняла отнюдь не борьба чувств. Ей нравились новые ощущения, новые познания, это чувство обещания, которое так долго дразнило ее. Но то, что причиняло ей боль, так грубо прикасаясь к обнаженной душе, было ненавистью. Им придется отправиться на Корнуолл. Брайан решительно намерен взяться за дела. А потом ему предстоит уехать. Со сколькими женщинами он был так, как только что был с ней? Конечно, Гвинет всего одна из них. Гвинет, которая никогда не делала тайны из своих отношений с Брайаном, отношений, которые, по-видимому, ни один из них не собирался прекращать…
Элиза закрыла глаза от внезапного отчаяния. Ей не хотелось думать о Гвинет и Брайане. О том, как они были вместе. Ей не хотелось ни с кем делить тайны, открывшиеся сегодня ей…
Она глотнула, заставляя себя открыть глаза. Она совсем не робкая простушка, она герцогиня и не потерпит, чтобы эта связь продолжалась прямо у нее на глазах. Будущее обещало ей только мрак и отчаяние, но ей предстоит пройти его день за днем, и она никогда не позволит Брайану узнать, что она чувствует. Если он считает ее упрямой и строптивой, то пусть узнает: она может стать еще строптивее.
Солнце начало обжигать его тело. Брайан лениво взялся за локон, лежащий на округлом бедре Элизы, и пощекотал им ее. Он надеялся, что так заставит ее обернуться, но затем ему на ум пришло иное.
— Элиза! — тихо позвал он. Она что-то пробормотала в знак того, что слышит, и он задал вопрос, столько времени мучивший его: — Зачем ты украла кольцо Генриха и рассказала мне всю эту нелепую ложь?
Он ощутил, как напряглось ее тело. Затем она тихо рассмеялась, даже не пытаясь скрыть свою горечь.
— Разве тебе не известно, Стед, что истина сейчас не имеет ни малейшего значения?
— Тогда расскажи ее мне, — настаивал Брайан.
— Стед, — ответила она ему так глухо, что голос ее походил на шепот, — ты получил все: земли, титулы, состояние, даже меня — покорную и смирившуюся. Монтуа… когда-то оно принадлежало мне, и ты отнял его. Но эти тайна… ты ее не получишь. Она моя, я намерена хранить ее и сохраню.
Несколько минут он молчал, лежа неподвижно. Затем Элиза услышала, как Брайан зашевелился. Она закрыла глаза, удивляясь, как она могла только что ощущать невообразимое блаженство и уже в следующую минуту разрываться от отчаяния. Она словно оцепенела. Она слышала, как Брайан одевается и идет к лошадям, однако не могла ни о чем подумать, пока он не вернулся и не дотронулся носком сапога до ее бедра. Глядя в его мрачные глаза, она сжалась, желая хотя бы спрятать свою наготу под покрывалом волос.
Он что-то бросил на одеяло, и Элиза с удивлением и беспокойством проследила за падением этого предмета.
На одеяле лежало кольцо. Сапфировое кольцо Генриха.
— Ты дорого заплатила за него, — равнодушно заметил Брайан. — Можешь его носить.
— Но где… — начала она, однако Брайан перебил ее:
— Я обнаружил его в одном из твоих сундуков, прежде чем ты вернулась в Монтуа.
— Как ты посмел рыться в моих вещах!
Он беспечно пожал плечами.
— Мне казалось, я должен узнать о тебе побольше, поскольку я не ожидал приятных разговоров.
Элиза стиснула зубы и подняла на него сверкающие от ненависти глаза. Ее гнев закипал вновь. Как она могла позволить этому холодному, надменному, грубому вояке прикоснуться к себе! В этот момент ей захотелось провалиться сквозь землю от стыда: она не только позволила, но и сама поддалась ему!
— Надень кольцо, — повторил он.
— Я не могу носить его! — воскликнула Элиза. — Разве ты забыл? Есть люди, которые знают, что оно принадлежало Генриху.
Он невесело рассмеялся.
— Ты можешь его носить, Элиза. Когда ты так поспешно уехала из Лондона, мне пришлось рассказать Ричарду о нашей первой встрече. Наш король воспринял мой рассказ довольно странно: он долго молчал, это необычно для Ричарда. Затем он приказал мне отправиться за тобой, напомнив, конечно, что я должен буду вернуться к нему, и сказал нечто любопытное. Он объяснил мне, что ты должна носить это кольцо, а если кто-нибудь спросит о нем, говорить, что это свадебный подарок Ричарда.
Она отвела глаза и взглянула на кольцо, потом подняла его и надела на палец.