И снова он ощутил острую, пронзительную боль в голове, все как будто вспыхнуло и взорвалось, разлетевшись на тысячи мельчайших осколков. Он снова обхватил голову руками и закричал…
В его рот набился песок. Несколько мгновений Тристан лежал неподвижно, совершенно ошеломленный, пытаясь сообразить, почему на зубах противно хрустят песчинки, а на глаза навалилась какая-то тяжесть и, не дает их открыть.
Голова болела неимоверно, просто разламывалась от боли… Тристан попытался пошевелиться. Казалось, что вокруг него сомкнулась земля, поглотив его, до ушей донесся неприятный скрежещущий звук, больно отдававшийся в голове. Он похолодел, осознав внезапно, что погребен живым. А звук этот был собственным его дыханием, смешанным со скрипом песка на зубах. Его грудь была завалена камнями, земля и песок сыпались ему на лицо при каждом вздохе, забивая рот и нос, мешая дышать.
Ярость захлестывала его волнами, он дрожал от злости и гнева, переполнявшими его. И тут же новый приступ боли, чуть не вверг его в беспамятство. Сознание начало мутнеть, и отчаянным усилием воли Тристан попытался заставить себя успокоиться. Ему не хватало воздуха. Он сглотнул, изо всех сил стараясь дышать, как можно медленнее. «Осторожно, – предупредил себя Тристан. – Я должен двигаться очень осторожно…»
Сначала ему показалось, что он не в состоянии сделать ни одного движения. Руки были безжизненны, мускулы казались мягкими, как масло. Тристан напрягся, собрав все силы, которые еще у него остались и, наконец, смог пошевелить пальцами, но это движение было едва заметным, хотя и стоило огромных усилий. Холодный пот застилал ему глаза.
Он ощутил панический страх, но быстро его подавил. Подумав немного, Тристан заключил, что его могила была неглубока – всего несколько рядов камней. Он снова и снова пытался шевелить пальцами, чувствуя, как они кровоточат. Земля и песок осыпались, несколько камней откатилось, и Тристан почувствовал свежий прохладный ветер, его левая рука была уже свободна. Не мешкая, он тут же принялся освобождать другую руку.
Это было самым трудным из всего того, что ему приходилось делать в жизни. Хотя силы и покидали его, он снова и снова, сжимая зубы, заставлял себя шевелиться.
Наконец, ему удалось освободить и вторую руку. О, Господи! Он был совсем близко от поверхности! Это открытие вселило в него надежду и, неимоверным усилием он сбросил еще несколько камней, затем смахнул остатки земли и песка с лица и, глубоко вздохнул.
Тристан попытался сесть, сконцентрировав всю свою волю, пытаясь заставить слушаться непокорное тело. Наконец, ему удалось немного приподнять торс над землей. Но боль в голове стала нестерпимой, и он снова провалился во мрак. Но, даже во мраке, он прекрасно сознавал, что все еще жив, и через несколько долгих минут мрак отступит. Тристан медленно открыл глаза и осмотревшись, понял, что находится на самой вершине утеса. Внезапно воздух заполнил его легкие, и он закашлялся. Задышал носом, стараясь, как можно медленнее и глубже и, почувствовал запах моря. Где-то далеко внизу, волны накатывались на скалу, разбиваясь у ее подножия, глухо рокотал прибой. Тристан снова прикрыл глаза и полной грудью вдохнул ночной воздух, терпкий и соленый. Боль в голове стала понемногу ослабевать, пока не превратилась в плотный шарик шерсти, стучавший о стенки черепа. Все его члены затрепетали от прилива жизненных сил, и Тристан попытался сесть. Он оперся руками о землю. В небе светила луна, неполная, тусклая, но Тристан понимал, что не смог бы открыть глаза при ярком свете. Нащупав поблизости огромный валун, он, опираясь на него, попытался встать, но как только он поднялся на ноги, все вокруг снова заволокло серым туманом, и он упал. Затем он снова сел и стал терпеливо ждать, когда рассеется туман, и он снова сможет видеть.
И пока силы возвращались к нему, Тристан пытался вспомнить, что же произошло. И постепенно все происшедшее предстало перед ним, с удивительной ясностью, граничившей с реальностью. Его предала эта лживая, коварная шлюха. Она напоила его каким-то зельем. Ему следовало знать, что она лжет. О, она как по нотам, прекрасно сыграла свою роль, он стал жертвой ее вероломства.
По мере того, как он вспоминал, внутри его поднималась волна безудержного гнева. Он, отчетливо, до мельчайших деталей вспомнил все, что случилось с ним в тот день.
Вот Женевьева Эденби стоит на коленях… умоляет его… обещает… обольщает… используя свою привлекательность, в ее голосе такая мольба и покорность, что он поддается соблазну ее трогательной красоты и поворачивается спиной к поджидавшему этого момента убийце. Но, когда она увидела, что Тристан одолевает ее сообщников, сама пытается убить его. Он почувствовал сильнейшее потрясение от того, что смерть прошла настолько близко от него.
– Я встану! – внезапно яростно крикнул он луне. – Я встану, и буду жить! – продолжил он свой монолог, ухватившись за валун и пытаясь выпрямиться во весь рост. – Хотя бы только для того, чтобы лишить эту дщерь дьявола всего того, что она имеет… ее замка, ее земель, ее чести… ее гордости…
Он громко выругался. Ему показалось, что громко, на самом деле, звук его голоса был слабее шепота, но как ни странно, это возымело свое действие. Вскрикнув от боли, Тристан, наконец, поднялся на ноги. Затем он осторожно убрал руки с валуна, на который опирался. Теперь он стоял самостоятельно.
И тут он увидел, внизу под самой скалой, где стоял Эденби. У него все закружилось перед глазами, Тристан закачался и, почувствовав, что снова теряет равновесие, схватился опять за валун и быстро осмотрелся вокруг. Он находился на чистой, будто выметенной площадке, не далее чем в полете камня от массивной скалы. Шатаясь, отчаянно моргая, чтобы разогнать туман перед глазами, Тристан направился к каменной стене. Он упал на колени и оставшуюся часть пути прополз на четвереньках, затем вытянулся и лег ничком, глубоко вздохнув, закрыв глаза и пытаясь справиться с подступавшей тошнотой и серым туманом, застилавшим глаза даже тогда, когда они были закрыты.
Пить! Если бы он только мог промочить пересохшее горло, хотя бы глотком воды! Но здесь не было воды, чтобы утолить мучительную жажду, смочить шершавый язык, тяжело ворочающийся во рту. Он мог только молиться, чтобы жажда, боль и мрак отступили от него, когда он немного отдохнет.
Тристан ощутил, как ночь обволакивает его своими черными крылами, и снова открыл глаза, чтобы посмотреть на ущербную луну, висевшую в бархатных небесах. Все что ему было нужно – подумать о ней, Женевьеве Эденби… окутанной прекрасными шелковистыми, золотыми волосами, стоящей на коленях… умоляющей. Ее блестящие фиолетовые глаза так заворожили его, что он поддался ее чарам и позволил себя обмануть. Тристан прикрыл глаза, чувствуя как спокойствие и умиротворение наполняют его измученное тело, как постепенно все его члены обретают привычную силу и гибкость, как увереннее и равномернее бьется сердце. Он понял, что уснет и проснется обновленным. Он проснется, ибо у него есть его гнев, теперь это для него также естественно, как прилив и отлив, как восход и закат солнца.
Проснулся Тристан на рассвете. Он осторожно открыл глаза и обнаружил, что превосходно видит. Тристан моргнул и улыбнулся от красоты представшего перед его взором зрелища: красный диск восходящего солнца словно плавал в дымке клубившегося серо-розового тумана, медленно таявшего в рассветных лучах.
