Девушка с недоумением посмотрела на сэра Гиффорда.
– Это вам, – пояснил он.
– Мне? Этого не может быть.
– Да, да, так оно и есть. Король просил передать вам этот подарок. Могу я развернуть пакет, чтобы показать его вам?
– Да. Пожалуйста.
Привычным движением сэр Гиффорд развернул пакет и извлек из него плащ, прекрасно выделанного меха необычного цвета, ни белого, ни коричневого, похожего скорее на золото.
– О, – выдохнула с восхищением Женевьева, и не удержалась, потрогала его. На ощупь он был мягкий и шелковистый, ей никогда не доводилось видеть такой великолепный и необычный цвет. Она в смущении посмотрела на лорда Гиффорда:
– Что это? Я… право… я…
– Это, миледи, плащ из соболя редкой породы, подаренный послом Швеции нашему королю.
– Но…
– Его Величество король Генрих VII желает преподнести его вам, миледи, чтобы вы одевали его в холодную погоду. Он сказал, что после встречи с вами, никого другого не может представить в этом наряде. Этот плащ подойдет только вам.
Женевьева неуверенно перевела взгляд на Тристана, который взял плащ и накинул на ее плечи.
– Тристан?
– Это рождественский подарок от Его Величества, ты должна принять его.
Женевьева опустила глаза, удивленная больше тем, что Генрих вообще помнит о ней, нежели тем, что он послал ей такой роскошный подарок. Ведь король отторг все ее имущество и передал его в руки Тристана де ла Тера.
– Ну, а теперь мы можем поговорить и о делах, – сказал лорд Гиффорд, и Тристан, извинившись перед остальными, удалился вместе с ним.
Джон сиял плащ с ее плеч, когда Женевьева смотрела вслед уходящим, и предложил позвать Тесс, чтобы та отнесла подарок в комнату к Женевьеве. В этот момент Женевьева увидела Гая, открыто глядевшего прямо ей в глаза. Он было направился к ней, но ему помешал Томас Тайдуэлл.
– Миледи, мне говорили, что у вас здесь прекрасная часовня, отец Лэнг с удовольствием взглянул бы на нее и встретился бы с местным священником.
Женевьева не раздумывая, быстро согласилась. Она не знала, где сейчас находится отец Томас, но с радостью поспешила вместе с сэром Томасом и отцом Лэнгом из Большого зала.
За обеденным столом сегодня Женевьева чувствовала себя очень неуютно, несмотря на то, что беседа протекала довольно мирно и компания подобралась неплохая. Лорд Гиффорд был настоящим дипломатом и очень обаятельным рыцарем. Он одинаково легко разговаривал с Тристаном о достоинствах лошадей, посланных ему королем, и с дамами о новых платьях, входивших в моду. Женевьева обнаружила, что он прекрасно разбирается в литературе и любит Чосера, которого она просто обожала. И, казалось бы, ее должна была развлечь эта беседа, но взгляд Гая не оставлял ее ни на минуту.
После окончания обеда, Тристан пригласил всех в музыкальную комнату, где предложил послушать, как Женевьева и Эдвина играют на лютне и арфе. Гости явно наслаждались их игрой, но для Женевьевы это было настоящей пыткой. Когда мужчины несколько утомились от музыки, Тристан подошел к Женевьеве и, приобняв ее за плечи, шепнул на ухо, чтобы она проследила за тем, как готовятся спальни для гостей. Женевьева, покраснев, ответила, что для гостей приготовлены комнаты в западном крыле замка, что спальни прибраны и проветрены, и вещи гостей уже перенесены слугами туда.
Тогда он взял ее за руку, и улыбнулся гостям:
– Милорды, прошу простить нас, леди Женевьева очень устала за эти дни. Любовь моя, нам пора уходить.
Женевьева пристально посмотрела на него, но Тристан проигнорировал ее взгляд, нежно приобнял за плечи и еще раз вежливо улыбнулся. Она ощутила, как внутри нее поднимается гнев на него за то, что он так унижает ее перед этими людьми.
Она не сопротивлялась, прекрасно зная, что сопротивление вызовет у него немедленную ответную реакцию. Было очевидно, что у Тристана было что-то на уме.
– Вероятно, она утомлена от того, что носит в себе… – уточнил он.
Ответом на это замечание было удивленное бормотание, но Женевьева не слышала его, так как чуть не задохнулась от гнева. Она готова была выцарапать Тристану глаза. Было абсолютно ясно, что его слова сказаны специально для Гая. Жгучий стыд охватил ее, она не осмеливалась поднять глаза на своего старого друга, ей хотелось убежать отсюда.
И когда Тристан настойчиво потянул ее за руку, чтобы увести в спальню, она пошла за ним, ничего не видя перед собой из-за застилавших глаза слез обиды и злости.
Когда за ними закрылась дверь, и они остались одни, Женевьева вырвала свою руку и резко обернулась к Тристану:
– Ты специально сказал об этом при всех присутствующих! Это жестоко и совершенно необязательно! Ты не имел права!
Тристан прислонился к двери и несколько мгновений молча смотрел на нее. Затем прошел через комнату и начал сбрасывать с себя одежду. Женевьева следила за ним, внутри нее бушевал гнев, а Тристан не соизволил даже дать ей ни объяснения, ни ответа.
Он присел на кровать и стянул сапоги, а затем и чулки, потом встал, потянулся, играя обнаженными мускулами. Женевьева отвела от него глаза и прошла к камину. Она повернулась спиной и уселась в кресло. Она слышала, как он ложится в постель, и чувствовала, как между ними возрастает напряжение, грозящее вылиться в настоящий взрыв.
Наконец, он хрипло, но довольно спокойно произнес:
– Иди же в постель, Женевьева.
– О, да, где же я должна находиться по мнению всех!
Он помолчал мгновение и затем спросил с иронической усмешкой в голосе:
– А, что, разве ты не спишь рядом со мной?
Горький комок подступил ей к горлу, сердце отчаянно забилось, и она вцепилась в подлокотники кресла. «Почему ей так больно? Возможно потому, что сегодня она вновь почувствовала себя хозяйкой замка, знатной женщиной? Да, да, в этот вечер она была леди, а не наложница Тристана де ла Тера».
– Женевьева!
Ей очень хотелось сказать ему, чтобы он отправлялся в ад и горел там на медленном огне целую вечность. В ее глазах стояли слезы, и она боялась, что расплачется, если будет говорить слишком долго, она боялась дать волю своим чувствам. Женевьева, пытаясь дышать глубже и ровнее, и вымолвила:
– Оставь меня в покое, Тристан, хотя бы этой ночью, прошу тебя.
Его внезапная реакция превзошла все ее ожидания, она попыталась что-то сказать ему, но не успела: он был уже на ногах, гибкий, сильный и стремительный, как пантера, схватил ее именно в тот момент, когда Женевьева пыталась встать с кресла, чтобы убежать. Он крепко держал ее за руку, как она не пыталась вырваться, привлек к себе и поднял на руки.
– Оставить тебя в покое сегодня? Чтобы ты могла спокойно предаться мечтам?
