Пока Ник был в Париже, она связалась с Райаном Хэллоуэем.
Ник знал, что этот Райан для нее ровным счетом ничего не значит, просто таким
способом она постоянно напоминала ему, что она свободна и от него, и от сына, и
от своего отца, умершего через три года после их свадьбы. Мать Хил уже давно
потеряла надежду повлиять на дочь, да и сам Ник, кажется, тоже. Она была тем,
чем была — яркой, красивой женщиной с острым умом, который она растрачивала
понапрасну, с чувством юмора, делавшим такими приятными те редкие случаи, когда
они о чем-то разговаривали. Теперь большую часть времени они ссорились или просто
не замечали друг друга. Несколько раз он думал о разводе, которого при желании
было нетрудно добиться, но тогда Хиллари получила бы все права на Джонни. Судьи
почти всегда решают подобные дела в пользу матери, если только она не
профессиональная проститутка или наркоманка Ради сына Ник решил терпеть сколько
сможет жизнь под одной крышей с Хиллари, хотя последнее время ему все чаще
казалось, что терпению приходит конец.
И все же у него теплилась слабая надежда, что поездка в
Париж немного развлечет ее и она какое-то время станет вести себя прилично. Но
начало путешествия не обещало ничего хорошего. Он знал, что ее связь с Райаном
закончилась после Рождества, но подозревал, что начинается какое-то новое
увлечение. Когда на горизонте появлялся кто-то новый, Хил становилась особенно
резкой и беспокойной, как скаковая лошадь, запертая в стойле. Ник знал, что
пытаться остановить ее бесполезно. До тех пор пока она благоразумно старается
скрывать свои связи, он будет жить с ней; к тому же в последнее время она стала
теплее относиться к сыну. Конечно, Ник позаботился о том, чтобы у Джонни
появились добрые, любящие гувернантки, он и сам обожает сына, и никогда не
согласится на развод, на жизнь без ребенка, которого так любит. Джонни для Ника
— центр вселенной, и, если ради того, чтобы жить вместе с ним, приходится
мириться с Хиллари, с ее изменами и дурным характером, что ж, он готов платить
и такую цену.
Ник взглянул на жену, сидевшую у туалетного столика. Она
водила расческой по своим блестящим волосам и одновременно потягивала виски с
содовой, как будто дразнила его. Вдруг он заметил, что из-под белого атласного
халата выглядывает черное шелковое платье.
— Куда-нибудь собираешься, Хил? — Он говорил
спокойно, только в глазах вспыхнули зеленые огоньки.
Она колебалась только одно мгновение. Ее ноздри раздулись,
как у породистой лошади, приготовившейся к скачкам.
— Собственно говоря, да. Сегодня вечер у Бойнтонов.
— Это любопытно, — иронически улыбнулся он,
слишком хорошо ее зная, — что-то я не видел приглашения.
— Забыла показать.
— Неважно.
Он пошел к двери, она повернулась на стуле и тихо спросила:
— Ты хочешь пойти, Ник?
Он обернулся и внимательно посмотрел на нее. Очень может
быть, сегодня действительно вечер у Бойнтонов. Но он так редко ходит на вечера.
Когда они идут куда-то вместе, Хил обычно в укромном уголке флиртует с
кем-нибудь из своих старых или новых знакомых.
— Нет, спасибо, я принес домой работу. Она повернулась
к нему спиной.
— Тогда не говори, что я тебе не сообщала.
— Не скажу.
Он остановился в дверях, глядя, как она потягивает виски.
— Передай им мои наилучшие пожелания и постарайся
вернуться пораньше — Она кивнула. — И потом, Хил… — Он колебался.
— Да, Ник?
Он решил идти напролом.
— Постарайся не оставлять после себя пепелище. Что бы
там ни замышляла, детка, помни, через два дня мы сядем на пароход. Так или,
иначе, но ты едешь со мной.
— Что это значит? — Она встала и повернулась к
нему.
— Это значит, что сколько бы разбитых сердец ты ни
оставила здесь, ты поедешь. Ты моя жена, как бы тебе ни хотелось забыть об
этом.
— Я помню, — с горечью сказала она. Больше всего
ее раздражало то, что он такой добрый. Это заставляло ее чувствовать себя
виноватой перед ним, а она не хотела быть виноватой. Она хотела стать
свободной.
— Желаю хорошо провести время.
Он тихо закрыл за собой дверь и спустился к сыну. Как только
он вышел из комнаты, Хиллари сбросила халат и осталась в открытом платье из
черного шелка, купленном у Бергдорфа Гудмена. Она надела бриллиантовые серьги и
посмотрелась в зеркало. Хиллари знала, что встретит на вечере Филиппа Маркхама.
Допивая виски, она размышляла о том, как это Ник всегда узнает о ее
похождениях. У нее с Филом еще ничего не произошло, но в августе он приедет в
Париж, и кто знает, что может тогда случиться… Кто знает…
Глава 4
Корабль — огромный, суперсовременный, безупречный по красоте
и плавности линий — бросил якорь у 88-го пирса на Гудзоне. Выйдя из автомобиля,
Арман на миг засмотрелся на изящный силуэт трех его труб, вырисовывающихся на
фоне неба. Несмотря на свой солидный вес — более восьмидесяти тысяч
тонн, — это было самое быстроходное и технически совершенное судно в мире.
При взгляде на него перехватывало дыхание, хотелось застыть в благоговейном
молчании. Еще прекраснее он казался в открытом море, когда шел на всех парах,
но и сейчас, у причала, это было само совершенство.
— Папа! Папа! Я тоже хочу посмотреть. — Элизабет
первой выпрыгнула из «ситроена» и остановилась рядом с отцом, крепко сжавшим ее
маленькую ручонку. — Так это он?
— Нет. — Арман улыбнулся. — Это она.
Прекрасная «Нормандия», мое сокровище. Такого корабля больше нигде не увидишь,
малышка. — Неважно, что там еще построят в будущем, другой «Нормандии»
больше не будет. Многие из тех, кто плавал на «Нормандии» за семь лет ее существования,
согласились бы с ним, а ведь это были в основном знаменитые и богатые л люди,
мировая элита. Ибо это действительно было необыкновенное судно, единственное в
своем роде, превосходящее все другие по красоте, элегантности, быстроходности.
Настоящий плавучий остров всевозможной роскоши.
Арман обернулся, почувствовав, что жена рядом. На миг он
забыл и о ней, и о детях. Он, возможно, даже прослезился бы, если бы мог себе
это позволить. В этом корабле было нечто такое, что наполняло его сердце
гордостью за Францию. Сколько души и труда вложено в него; это само
совершенство.
Лиана понимала, что сейчас чувствует Арман. Она молча
любовалась просветленным лицом мужа и, когда он обернулся к ней, улыбнулась.
— Ты стоишь, как гордый папаша, — ласково пошутила
она.
Арман кивнул в знак согласия — он нисколько не стыдился
своих чувств.
Меж тем Мари-Анж подбежала к сестре, и девочки весело
запрыгали вокруг родителей.
— Можно нам подняться на корабль, папа? Можно? Можно?
Лиана взяла дочерей за руки, Арман отдал распоряжение шоферу
и носильщику, и пять минут спустя, пройдя под огромной аркой с надписью:
COMPAGNIE GENERALE TRANSAT-LANTIQUE, они вошли в лифт, поднявший их на
посадочную площадку пирса. Для пассажиров имелись три отдельных входа: PREMIERE
CLAS-SE, TOURTSTE и CABINE. Первый класс принимал восемьсот шестьдесят четыре
пассажира. Когда Арман, Лиана и девочки поднялись на палубу «Нормандии», был
почти полдень. Они выехали из Вашингтона поездом в 5 часов утра и полчаса назад
прибыли в Нью-Йорк, где их встретил автомобиль французского консульства,
который и доставил их прямо к 88-му пирсу на 50-ю Вест-стрит.
