Следующей осенью Лиана поступила в Миллз-колледж. Одиль
чувствовала себя плохо — она страдала от постоянной боли в спине, у нее
появилось отвращение к еде, частые лихорадки и, наконец, ужасающий кашель, не
прекращавшийся несколько месяцев. Сначала доктора не могли сказать ничего
определенного, и Арман считал, что Одиль просто тоскует по родине. Он стал
подумывать, не отправить ли ее во Францию. Однако фантазии такого рода были ей
совершенно несвойственны, и Арман настоял, чтобы ее осмотрели лучшие о врачи
города. Он собирался отвезти ее в Нью-Йорк на консультацию к знаменитому врачу,
которого рекомендовал Гаррисон, но вскоре выяснилось, что Одиль не сможет
вынести такой поездки. Ей сделали операцию, в ходе которой стало ясно, что
метастазы распространились по всему телу Одиль де Вильер. Эту ужасающую новость
Арман рассказал на следующий день Крокетту. В его глазах стояли слезы.
— Я не могу жить без нее, Гарри, не могу, —
повторял он.
Гаррисон медленно кивнул, сам едва сдерживая слезы. Он
слишком хорошо помнил боль, которую восемнадцать лет назад пережил сам. По
иронии судьбы Арману было сейчас столько же, сколько Гаррисону, когда он
потерял Арабеллу, — сорок три.
Арман и Одиль были женаты двадцать лет, и он не мог
представить жизнь без нее. Но в отличие от Гаррисона у них не было детей.
Начиная совместную жизнь, они хотели иметь двоих или троих, но Одиль так и не
удалось забеременеть, и постепенно они смирились с отсутствием детей. Со временем
Арману стало казаться, что так даже лучше: ему ни с кем не приходится делить
Одиль. Все эти двадцать лет между ними сохранялась атмосфера медового месяца. И
теперь вдруг его мир рушился.
Сначала Одиль не знала, что у нее рак, а Арман всеми силами старался
от нее это скрыть, но скоро она обо всем догадалась сама и поняла, что конец
близок. В марте она умерла на руках у Армана. Как раз в тот день Лиана пришла к
ней с букетом желтых роз. Она просидела у постели больной несколько часов.
Одиль излучала почти неземное смирение. Когда Лиана встала, чтобы уйти, Одиль
прикоснулась к ней с такой нежностью, словно хотела этим выразить всю свою
любовь. Лиана на миг остановилась у двери, стараясь подавить рвущиеся из груди
рыдания, и в этот момент Одиль взглянула ей прямо в глаза.
— Позаботься об Армане, когда меня не будет, Лиана. Ты
добра и щедра душой.
Одиль хорошо знала Гаррисона; она понимала, что именно дочь
не дала ему ожесточиться, — Лиана будто обладала умением смягчать сердца
тех, кто оказывался с ней рядом.
— Арман любит тебя, — сказала Одиль,
улыбаясь, — вы с отцом будете ему очень нужны, когда я уйду.
Она говорила о своей смерти, как о путешествии. Лиана все
еще старалась скрыть правду от себя самой. Одиль же хотела подготовить Лиану и
Армана к предстоящей потере. Арман пытался заставить ее забыть правду, заводя
разговоры о поездке в Биарриц, где они были так счастливы в молодости, о круизе
на яхте вдоль побережья Франции и о путешествии на Гавайи на одном из кораблей
Крокетта. Но Одиль снова и снова возвращала его к реальности, к тому, что
должно произойти и произошло той же ночью, после того как она попрощалась с
Лианой.
Одиль завещала, чтобы ее похоронили в Америке, а не везли во
Францию. Она не хотела, чтобы Арман совершал это горестное путешествие в полном
одиночестве. Ее родителей уже не было в живых, как и родителей Армана. И теперь
она жалела только о том, что у них с Арманом не было детей, которые были бы
рядом с ним. Это она доверила Лиане.
Первые месяцы после похорон стали для Армана кошмаром. Он
кое-как продолжал выполнять свои обязанности консула. Несмотря на тяжелую
утрату, ему приходилось принимать высокопоставленных лиц, приезжавших в
Сан-Франциско, устраивать дипломатические обеды. Лиана помогала ему, заботясь о
нем так же, как привыкла заботиться об отце. Тем летом Гарри-сон редко видел ее
на озере Тахо, она отказалась даже от путешествия во Францию. Она помнила
обещание, данное Одиль, и старалась быть достойной возложенной на нее миссии.
Время от времени Гаррисон внимательно присматривался к
дочери, стараясь разглядеть, не скрывается ли за ее заботой об Армане нечто
большее. Понаблюдав за ней некоторое время, он решил, что, пожалуй, то, что она
делает для Армана, помогает ей справиться с чувством утраты. Смерть Одиль стала
для Лианы страшным ударом. Своей матери она не знала, и в ее душе всегда жила
потребность иметь женщину-друга, с которой она могла бы говорить о том, о чем
не могла заговорить ни с отцом, ни с дядей, ни с друзьями. Пока она была
ребенком, ее окружали гувернантки и няни. Друзей у нее было мало, а женщины, с
которыми иногда проводил время Гаррисон, никогда не появлялись в его доме.
Одиль заполнила этот вакуум; с ее уходом снова открылась брешь, которая,
подобно ране, вызывала постоянную ноющую боль, и эта боль стихала только тогда,
когда Лиана делала что-то для Армана. Она как бы вновь оказывалась рядом с
Одиль.
К концу лета Арман и Лиана стали постепенно приходить в
себя. Прошло уже полгода со дня смерти Одиль. Оба они хорошо запомнили один
сентябрьский день. Они сидели в саду консульства, глядя на розы, и, кажется,
впервые без слез разговаривали об Одиль. Арман даже вспомнил какую-то забавную
историю из их совместной жизни, и Лиана смеялась. Они вместе, помогая друг
другу, пережили горе. Арман протянул руку и сжал длинные, нежные пальцы Лианы.
В его глазах блеснули слезы.
— Спасибо тебе, Лиана.
— За что? — Она попыталась сделать вид, что ничего
не понимает, хотя, разумеется, прекрасно понимала, что он имеет в виду, —
ведь он так же много сделал и для нее. — Не говори глупостей.
— Я очень благодарен тебе.
— Просто мы были очень нужны друг другу Без нее все так
изменилось…
Он задумчиво кивнул.
Лиана вернулась на озеро Тахо, чтобы провести там последние
две недели каникул. Увидев дочь, Гаррисон немного успокоился. Его сильно волновало
то, что она постоянно помогает Арману. Ведь она и так слишком много времени
уделяла заботе о самом Гаррисоне. Одиль де Вильер не раз убеждала его, что
Лиана не может жить только заботами об одиноком мужчине. В ее возрасте нужны
развлечения. Год назад девушка собиралась начать выходить в свет, но, когда
Одиль заболела, Лиана отказалась от светской жизни.
Теперь Гаррисон снова заговорил об этом, ведь траур
кончился, и вечера дебютанток пойдут ей на пользу. Лиане все это казалось
глупым и смешным — придется потратить кучу денег на наряды, танцы и вечеринки —
напрасное расточительство. Гаррисон удивленно смотрел на дочь. Она была одной
из самых богатых женщин Калифорнии, наследницей «Пароходных линий Крокетта»; он
просто был не в состоянии себе представить, как мысль о расходах могла прийти
ей в голову.
В октябре, когда начались занятия в колледже, Лиана уже не
могла так же часто помогать Арману в организации дипломатических обедов. Да он
и Сам уже мог справиться, хотя горечь утраты все еще давала о себе знать. Он
признался в этом Гаррисону, когда они вместе сидели за ленчем в клубе.
