— Тебе этого знать не надобно, — буркнул кузнец и отвел глаза.
Чтобы проверить свою догадку, Марика протянула к нему руку, но ее пальцы, не ощутив ничего, прошли насквозь.
— Ты тоже… — пролепетала девочка. На мгновение ей показалось, что ее
больше ничто не держит. Она чуть не сорвалась и не полетела вниз, как вдруг молнией вспыхнувшая мысль заставила ее по-новому понять то, о чем говорил кузнец. Она не случайно вышла живой из огня. Ее вели какие-то высшие силы. Это они благословили кузнеца на доброе деяние. И они спасли ее от пожарища не для того, чтобы она, потеряв веру, сгинула в небытии.
Марика прошептала молитву и пошла легко и свободно, словно у нее выросли крылья. Пустоты больше не было. Вокруг по-прежнему зияло ничто, но впереди черноту распорол луч света. Он лился сверху, как будто солнце сочилось сквозь бредень облаков.
— Смотри, там свет! — радостно воскликнула девочка.
— Это огонь костров, — глухо отозвался кузнец.
— Да нет же! Это небесный свет. Видишь?
— Там Врата. А за ними чад и пламя, — дрожащими губами произнес кузнец.
— Нет там никакого чада. Неужели ты не видишь? — удивилась Марика.
Великан помотал головой:
— Каждому свое. Но я не боюсь. Я готов. А ты поостерегись. Тебе во Врата заходить не след. Чтоб на землю вернуться, иди мимо.
С этими словами он побрел к одному ему видимым Вратам.
«Я так хочу, чтобы он тоже увидел свет!» — подумала Марика, провожая его взглядом, и вдруг отчетливо услышала:
«Будь осторожна в своих желаниях».
Голос звучал как будто в ней самой, точно чья-то мысль без слов возникла в ее сознании.
«Что плохого в моем желании?» — молча возразила девочка.
«А если он не готов к свету?» — получила она неслышный ответ.
«Конечно, готов. Он ведь спас меня», — подумала Марика.
«Посмотрим».
В тот же миг свет погас. Раздалось хлопанье крыльев. Откуда ни возьмись, на Марику налетела стая ворон. Черные на черном они были едва различимы. Их была такая туча, что все кишело крыльями, когтями и острыми клювами. Услышав шум, кузнец вернулся и бросился на помощь девочке.
— Кыш! Кыш, окаянные!
Широко размахивая руками, он отогнал стаю. Вороны тенями растворились в воздухе, и взору обоих путников открылись Врата смерти. Гигантская арка, сложенная из черного оникса, словно вырастала из клубов дыма. По обеим ее сторонам вздымались огромные скалы, похожие на кристаллы антрацита, на вершинах которых сидели два стервятника, искусно выточенные из такого же черного камня. Внезапно острый, изогнутый клюв одной из птиц щелкнул. Каменные грифы ожили. Они вытянули голые шеи и уставились на пришедших.
— Ты опоздал, — произнес один стервятник.
— Ты должен был явиться сразу после того, как с тебя было снято заклятие, — продолжил другой.
— Я вот… это… вот за ней вернулся, — залепетал кузнец, указывая на Марику.
Хищные птицы захлопали крыльями и осуждающе заклекотали:
— Помимо опоздания ты нарушил основное правило, привел сюда живого человека. У нее оставалось несколько минут жизни, прежде чем она должна была предстать перед нами. Живым тут не место. Мы не можем открыть перед ней Врата.
— И не надо. Пускай идет мимо, — сказал кузнец.
— Не тебе решать, червь. Отсюда хода нет! — хором выкрикнули стервятники.
— Зачем неправду говорите? — встряла в разговор Марика.
Грифы вскрикнули и, не мигая, уставились на девочку. Они не ведали подобной дерзости, чтобы им возражал презренный смертный. Марина поняла, что сказала что-то не то, и пояснила:
— Когда я в таборе жила, у нас Захара молнией ударило как есть до смерти. Не дышал, и сердце не билось. Его уж хоронить собрались, а Варга не велела. И правда. На третий день ожил человек.
— Это не для тебя. Из огня не воскресают. Ты не можешь уйти, — зловеще проскрипел один стервятник.
— Но ты не можешь оставаться здесь. У тебя есть несколько минут жизни, — подхватил другой.
— Здесь каждая минута — вечность, — завершил первый.
— Я не могу уйти, и войти не могу, и стоять здесь не могу. Что же мне делать? — недоумевала Марика.
— Мы должны подумать, — хором возвестили грифы и замерли, снова превратившись в каменные статуи.
Боясь пошевелиться, чтобы не разозлить стражей ворот, Марика и кузнец молча переглянулись между собой. Наконец стервятники снова встрепенулись.
— Мы приняли решение. Один из вас опоздал, а другая пришла рано. Мы уравняем время, и вы войдете во Врата вместе.
— Но я не хочу, — запротестовала девочка.
— Отпустите ее, — вступился за Марику кузнец.
— Врата откроются для двоих или не откроются вовсе. Если она пройдет мимо в мир живых, ты вновь станешь вечным изгнанником и никогда не найдешь покоя, — возвестили стражи ворот, вперившись в кузнеца.
— Но я столько ждал, когда снимется проклятие! Она выкопала клад. Таково было условие, — растерянно произнес кузнец.
— Верно. Но ты не должен был вытаскивать ее из огня и вмешиваться в ход судьбы. Если бы не ты, она не спаслась бы из пламени. Значит, ты ничего не теряешь, если возьмешь ее с собой. Другой возможности обрести покой у тебя не будет. Это наше последнее слово. Теперь ты должен сказать свое, — твердо заявили грифы.
— Я так долго ждал этого, — извиняясь, проговорил кузнец и отвел глаза, стыдясь глядеть на девочку.
Это был недобрый знак. Марика попятилась, но бежать было некуда.
— Я не могу больше бродить неприкаянным. Ты не знаешь, какая это мука, не получить успокоения. И потом ты сама виновата. Зачем ты пошла за мной, — продолжал бормотать кузнец, ища оправдания поступку, на который он уже решился.
Марика поняла, что попала из огня да в полымя.
— Ты не можешь так поступить. Ты ведь спас меня. Ты не такой, как раньше. Ты больше не палач! — в отчаянии крикнула девочка.
«Палач… палач… палач…», повторило эхо и затихло вдалеке.
Слово будто хлестнуло кузнеца бичом. Он рухнул на колени, закрыл лицо руками и взвыл:
— У меня нет выбора!
У Марики заледенела кровь. Неужели она ошиблась, решив, что кузнец стал другим? Пришло время расплатиться за свою доверчивость.
— Я хотел очиститься, но у меня нет выбора, — повторил кузнец.
— Есть. Это у меня нет выбора. Я в твоей власти. Ты можешь казнить меня и тогда так и останешься палачом, — презрительно сказала девочка.
Кузнец долго молчал, а потом едва слышно произнес:
— Пропустите ее. Пускай идет с миром.
