В этот день ему опять ничего не объяснили, лишь снова
пожелали спокойной ночи. Правда, допрос на этот раз длился так долго, что они
даже сделали перерыв на ужин и молчавший все время человек почти ничего не ел,
внимательно наблюдая, как именно кушает Караев. Причем, настолько внимательно,
что Амиру просто расхотелось есть и он отказался от фруктов.
Наконец, на третий день его снова принял генерал. И он был
один и в хорошем расположении духа. На этот раз не было ни чая, ни ужина и
вообще никаких вопросов. Генерал просто задал традиционный вопрос «как спали» и
внезапно перешел на ты.
— Думаю, ты уже догадался, — сказал генерал, — зачем мы
мучаем тебя вот уже при дня. Нам нужно было подобрать человека с такими
внешними данными, как у тебя. То, что я тебе буду говорить, останется здесь. Ни
одному человеку, никогда и ни при каких обстоятельствах ты не имеешь права
рассказывать этого. Ни одному и никогда. Мы хотим послать тебя вместо одного
человека. Это реально существующий человек, вернее существовавший. Нет, —
заметив невольное движение Караева успокоил его генерал, — мы его не убивали.
Он попал три месяца назад в аварию и сейчас лежит в коме в софийской больнице.
Вот его фотография.
Генерал достал из кармана фотографию. Караев изумился,
генерал носил фотокарточку во внутреннем кармане пиджака. Амир был уже не
дилетант и понял, насколько важна секретность в его деле, если даже фотографию
на охраняемой даче ЛГУ КГБ СССР генерал держит в своем пиджаке.
С фотографии на него смотрело незнакомое лицо молодого
человека, отчасти напоминающее его собственное. Только этот парень был с
небольшими усиками и прическа была несколько другой, более пышной.
— Это он? — спросил Караев.
— Да, его зовут Кемаль Аслан. Он из очень известной турецкой
семьи, — ответил генерал забирая фотографию.
Тогда он впервые услышал это имя — Кемаль Аслан, еще не
подозревая, что оно будет его собственным именем долгие годы.
— Дело в том, — продолжал рассказывать генерал, — что этот
молодой человек родился в Филадельфии, в Америке и до пяти лет был даже
гражданином США. Его дядя Юсеф Аббас имеет очень большие связи в Германии и
США. Последние годы он проживает в США, на юге, в Хьюстоне. Излишне говорить,
какой большой интерес представляют для нас заводы в Далласе и Хьюстону. Ты ведь
должен знать об этом по делу Мачаидзе.
— Там есть несколько военных заводов, — вспомнил Караев, — в
том числе и филиалы крупных калифорнийских компаний.
— Правильно. И проникнуть на эти заводы у нас нет никакой
возможности. Но теперь у нас вдруг появился уникальный шанс. Молодой человек
уехал из Америки двадцать лет назад. Его там никто, конечно, не знает в лицо,
даже родной брат отца. Его собственный отец умер когда ему было пять лет и он с
матерью переехал в Болгарию в начале пятидесятых. Мать Кемаля болгарская
турчанка. Другой дяда Кемаля живет в Измире. Это Намик Аббас. Он тоже
достаточно крупный бизнесмен. Кстати, он был два месяца назад у своего племянника,
но, естественно, но мог ничего особенного разглядеть. Племянник был забинтован
и не реагировал на присутствие людей. Ты понимаешь, какой у нас шанс? Мы можем
выдать тебя за этого самого племянника. У него умерла мать три года назад, и он
сейчас совсем один. Собирался переезжать в Турцию, даже подал документы. До
этого он никогда не был ни в Турции, ни в США. И мы собираемся послать тебя
вместо него.
Караев сидел молча, пытаясь осмыслить сказанное генералом.
— Ты почти идеальная кандидатура на эту роль, — продолжал
генерал, — турецкий язык для тебя почти как родной, только несколько слов
произносятся по другому, да и готовили тебя во время учебы для работы против
турков. Тебе нужно срочно изучить болгарский, что совсем нетрудно. Английский у
тебя не такой, как у настоящего американца, но наши психологи считают, что так
даже лучше. Ты не можешь говорить в совершенстве по-английски, ведь прошло
столько лет, тебе еще нужно учиться заново. Но вот турецкий и болгарский ты
должен знать абсолютно хорошо. Конечно, тебе придется выехать в Болгарию и
готовиться там на месте. В Москву вернешься лишь в самом конце, перед
отправкой. Для уточнения последних деталей. Ты меня понимаешь?
Караев кивнул головой. Он все еще пытался разобраться в
своих чувствах, сознавая, что отныне для него начинается новая жизнь.
— Мы постараемся сделать все, чтобы подготовить тебя как
нужно. Но сознаем, что идем на колоссальный риск. Такого обмена мы не
практикуем. Слишком велика вероятность провала агента. Все предусмотреть просто
невозможно. Обычно нашим нелегалам мы просто придумываем биографии. А здесь
вполне реальное лицо, со своими воспоминаниями и, самое главное, воспоминаниями
тех людей, с которыми он когда-либо встречался. Тебе будет очень трудно,
старший лейтенант. Стратегическая задача — попасть в Америку, перебраться к своему
старшему дяде и закрепиться в Хьюстоне. Учитывая, что ты родился в Америке,
получение для тебя американского гражданства вещь вполне реальная. Мы на это
можем вполне рассчитывать.
Генерал помолчал. Потом вдруг спросил чуть улыбнувшись.
— Страшно? Только честно?
— Немного, — откровенно признался он.
— Мне тоже не по себе, — признался генерал, — никогда не
отправлял на такое дело молодых ребят. Обычно наши нелегалы люди опытные, уже
проработавшие много лет за рубежом и в возрасте не меньше тридцати пяти. Но ты
единственный, кто подходит. И по возрасту, и по внешности, и даже по языковому
барьеру. Кроме того, есть вещи, которые абсолютно невозможно имитировать, а ты
подходишь. Например, вчера тебя попросили раздеться. Ты даже не спросил, зачем
это нужно. Мы только вчера выяснили, что Кемаль Аслан, как и положено
настоящему турку, был в детстве обрезан. Ну, посуди сам, кто из разведчиков мог
даже подумать об этом. А ты, как восточный человек тоже был обрезан в детстве.
И ведь это подделать невозможно. Нельзя провести такую операцию теперь и выдать
ее за операцию двадцатипятилетней давности. Ничего не получится. Понимаешь, как
точно подходишь именно ты?
— Если только по этому признаку. — впервые улыбнулся Караев.
Генерал оглушительно захохотал, у него даже выступили слезы.
Он вскочил с дивана и, продолжая смеяться, сел за стол.
— Нет, — наконец, сказал он, — не только по этому признаку.
Вернее, не только из-за него. Но, если серьезно, то и этот момент говорит в
твою пользу.
— Во всяком случае, та небольшая соломинка, которая
перевесила все «за» в твою пользу. Мы отбирали трех кандидатов по всему Союзу.
Не скрою, я бы хотел, чтобы ты был постарше и поопытнее. Но прошла твоя
кандидатура. Какие-нибудь вопросы у тебя есть?
— У меня будет много времени?
— Не очень, месяца три-четыре. Потом ты ляжешь в больницу и
врачи будут медленно выводить тебя из комы.
— Он сильно разбился?
— В основном голова и нога. Но там шрамы недавние и их легко
можно нанести на твое тело.
