— Ваше предприятие как-то связано с поставками
электротехнического оборудования для «Дженерал электрик»?
— Нет, но мой тесть имеет хорошие связи с этой компанией.
— По нашим сведениям, эта компания приступает к отгрузке
нового оборудования для ЦРУ. Нам бы хотелось знать, куда и зачем пойдет это
оборудование, — пояснил Питер.
— Вы думаете, это так просто? Заказ наверняка
сверхсекретный. А откуда вы выяснили про это оборудование. Может быть
дезинформация.
— Информация абсолютно точная, — возразил Питер, — это будет
совместная акция ЦРУ и АНБ. Нам важно знать, какое именно это оборудование, его
параметры, характер применения? Где оно будет использовано.
— Понимаю, — кивнул Кемаль, — какой срок?
— Калифорнийские предприятия компании начнут отгрузку через
пять дней. У вас почти нет времени.
— Кто официально заказчик этого груза?
— Оформлено на Министерство Обороны, но получатели, по всей
видимости, представители АНБ.
— Пять дней очень короткий срок, — он удивлялся самому себе,
что может еще рассуждать после такого известия о смерти Тома.
— Мы получили эту информацию недавно. Кстати, мне поручено
передать, что ваша акция по выявлению утечки информации признана руководство не
совсем продуманной. С чего вы решили, что произошла утечка? Мне поручили
выяснить это у вас.
— Все, что я сообщил по Англии, стало известно другой
стороне. Я лично не верю в подобные совпадения.
— Я тоже не верю, — улыбнулся Питер, показывая свои крупные
зубы, — но в Москве все проверили. Им кажется, что вы просто перестраховались.
— Им, наверное, виднее, — мрачно произнес Кемаль, вспомнив
Тома. Тот давно бы понял его состояние и никогда не позволил, бы себе такого
нравоучительного тона. Но, видимо, и Питер понял по его лицу, как неприятен ему
дальнейший разговор.
— Я вас покину, — сообщил он, — вот моя визитная карточка,
Можете звонить в любое время. Я юрисконсульт сразу нескольких крупных компаний,
и ко мне довольно часто звонят и ночью. И еще. Мне поручено передать о вашей
маме.
Кемаль напрягся. Второго печального известия он может просто
не выдержать. Но Питер не был таким садистом.
— С ней все в порядке, — улыбнулся он. — Ей предоставили
новую квартиру и она живет теперь со своей сестрой. Мы предполагали
организовать вам телефонный разговор, но она немного болела и ей было трудно
выехать за рубеж. А в Советский Союз, как вы понимаете, вам звонить нельзя.
— Чем она болела? — тихо спросил Кемаль?
— Ничего серьезного, — успокоил его Питер, — обычные
старческие недомогания. Сейчас она здорова и собирается лететь в ГДР по
туристической путевке.
— Почему в ГДР? — он все время думал о Томе, а слова Питера
отвлекали его от этих мыслей.
— Чтобы вы могли позвонить в Западный Берлин. Она переедет
туда на один день, — пояснил Питер, — увидимся через пять дней. Я вам позвоню,
— он кивнул на прощание и вышел.
Кемаль прислонился к спинке стула, закрыл глаза. Том погиб.
Том Лоренсберг, чьи настоящие имя и фамилию он так и не узнал, погиб. Он даже
не знает, как именно погиб его друг. Как все это глупо, подумал он с внезапно
нахлынувшей болью.
— Вам плохо? — услышал он испуганный голос официанта.
— Нет, — открыл он глаза, — принесите мне еще кофе.
Он вспомнил улыбку Тома, его светлые глаза, его сильное
мужское рукопожатие. И даже застонал от нахлынувшей боли. Том был зримой
ниточкой, связывающей его с домом, с родиной, с друзьями. Самодовольный,
болтливый Питер никогда не сможет заменить ему друга. Тогда в Хьюстоне, он спас
ему жизнь.
Отстреливался от сотрудников ФБР? Это на него непохоже. Он
не стал бы действовать подобным образом, хорошо зная, чем именно заканчиваются
подобные ковбойские номера. Разведчик, доставший оружие, обречен. Это знали и
Кемаль, и Том. Но тогда как он погиб? И почему вообще погиб? Теперь ясно, что и
в доме, и на работе у Тома сидят сотрудники ФБР. Понятно, что там нет Патриции,
всегда по смешному влюбленной в своего шефа. Наверняка прослушивается и ее
телефон. Но вот телефон ее сестры?
Он подозвал официанта и, не обращая внимание на дымящийся
кофе в его руке, заплатил ему по счету, прибавив щедрые чаевые за разбитую
чашку. Выйдя из ресторана он сел и поехал в сторон Гринвич-Виллиджа. И только
там найдя на углу телефон, он проехал еще метров триста и оставив на другой
улице свою машину, вернулся к аппарату. Теперь он действовал как
профессиональный разведчик. Опустил монеты, набрал код и номер сестры Патриции.
Кажется, ее звали… точно Олимпия. Отец девушек был преподавателем истории и
помешался на древних именах.
На этот раз ему повезло. Впервые задень. Трубку сняла сестра
Патриции.
— Олимпия, здравствуйте.
Говорить следовало очень быстро. Вполне может быть, что все
его расчеты неверны и телефон Олимпии так же прослушивается, как и телефон
Патриции. И тогда его найдут довольно быстро.
— Здравствуйте, — успышал он озадаченный голос девушки, —
кто говорит?
Он поколебался. Нужно рисковать, иначе ничего не узнает.
— Это Кемаль Аслан, — наконец, решился он, — я искал или Тома,
или Патрицию. А мне сообщили, что их нет на работе.
— А вы разве ничего не знаете? — спросила Олимпия.
— Нет, конечно. Я ведь давно уехал из Техаса.
— Мистер Том Лоренсберг застрелился. Прямо в своем кабинете.
А бедняжка Патриция попала в больницу, так это на нее подействовало.
Представляете, какой ужас, мистер Кемаль. Алло, вы меня слышите?
— Слышу, — сказал он непослушными губами. — Действительно, какой
ужас, — произнес он вслед за ней, — извините меня еще раз.
— Да, весь город говорит об этой трагедии. Мистер Томас был
такой порядочный человек. Никто не знает с чего вдруг он стал стреляться.
— Действительно, непонятно, — он почувствовал, что задыхается
и просто не может продолжать эту игру, — извините меня, Олимпия, я очень
тороплюсь.
— Я понимаю. До свидания, мистер Кемаль.
— До свидания. Привет вашей сестре. Скажите я ей очень
соболезную, — даже в эту минуту он был больше разведчиком, чем другом, с
горечью подумал Кемаль, вешая трубку.
Он вернулся к своему автомобилю и сел за руль. Но не стал
включать мотора. Склонившись над рулем, он вдруг громко, почти истерически
разрыдался. Многолетняя связь с Томом в этот миг позволила ему понять какие именно
чувства испытывал его связной, перед тем, как пустить пулю себе в голову.
Видимо, его обложили со всех сторон и он не сумел найти выхода, подумал Кемаль.
Или просто уже не захотел его искать. Том сознавал, что срок его пребывания в
стране закончился. Впереди были почетная пенсия и преподавание в какой-нибудь
разведшколе. Или американская тюрьма. Он решил отказаться и от того, и от
другого. Ему не нужны были больше ни рай, ни ад. Его прохождение чистилища
закончилось тупиком. И он поступил так, как подсказывала его совесть.
