— Ладно. Но почему сейчас? Из-за этой ненормальной?
Маргарет Бертон? Из-за нее ты должен бросить писать и перевезти нас в какую-то
лачугу, где ты сможешь платить за квартиру?
Джессика становилась стервозной, и ему это не нравилось.
Комментарий не прошел мимо цели.
— Нет, дорогая. Маргарет Бертон — всего-навсего
симптом, так же, как сотня или две до нее. Тебе это хотелось узнать, Джесс?
Получай.
Она допила остаток вина одним глотком и пожала плечами.
— Не понимаю смысла.
— Может быть, в этом и заключается смысл. Как тогда,
когда я говорю о ребенке. До тебя тоже не доходит. Неужели тебе безразлично,
Джесси?
Она серьезно покачала головой, глядя вниз, избегая
встречаться с ним глазами.
— Я не понимаю. Почему? Посмотри на меня, черт возьми.
Это для меня важно. Для нас обоих.
Но он был удивлен, когда она подняла глаза.
— Это пугает меня.
— Дорогая?
Джесси никогда раньше не признавалась ему. Обычно она чувствовала
себя не в своей тарелке и быстро меняла тему.
Это открытие наполнило его нежностью к ней. Пугает?
— Пугает в физическом смысле? — Он ласково взял ее
за руку.
— Нет. Это… Мне придется делиться тобой с кем-то еще,
Ян, и я… Я не могу. — Слезы заполнили ее глаза, подбородок дрожал, когда
она смотрела на мужа. — Я правда не могу. Не смогу, никогда. Ты для меня
все. Ты…
— Ну, малышка… — Ян обнял ее и стал нежно укачивать,
слезы застилали ему глаза. — О чем ты говоришь? Ребенок принесет в наш дом
столько счастья.
— Да, но он будет твоим. Твоей семьей.
И тут Ян все понял. У него были родители, но они жили далеко
и такие старые. Он редко виделся с ними. А ребенок будет рядом.
— Ты — моя семья, глупенькая. Ты всегда будешь моей
настоящей семьей.
Как часто он говорил ей это после смерти ее родителей?
Тысячу раз? Десять тысяч? Странно было мысленно возвращаться к тем дням. Она
была похожа на испуганного ребенка, потерявшегося на войне, — потрясенная,
убитая горем, бродящая от одного пепелища воспоминаний к другому. Потерянная и
одинокая. Попытка самоубийства случилась после смерти Джейка. Она изменила
Джессику. Лишила ее прежней уверенности в себе и ощущения безопасности.
Именно Ян помог ей справиться с душевным кризисом. Вот когда
она стала называть его настоящей семьей. Там, где прежде был спутанный клубок,
вдруг появились прочные нити. Теперь в ее сердце не было места даже для
ребенка. Он знал это давным-давно, но думал, что в конце концов паника пройдет.
Но этого не произошло, теперь Ян был в этом уверен. Ее
запросы по-прежнему были большими и, вероятно, всегда такими и останутся. Ему
горько было это признать.
— О Господи, Ян. Я так сильно люблю тебя, и я так
боюсь… Я так боюсь.
Он опять держал ее в объятиях. Джессика тяжело вздохнула и
прижалась к нему. Ян медленно провел по ее волосам, думая о том, что понял
сейчас и с чем должен смириться.
Должен. Ничего не изменится. Во всяком случае, не ее
отношение к материнству. Она никогда не станет полностью самостоятельной, чтобы
иметь ребенка.
— Я тоже боюсь, Джесс. Но все уладится.
— Как может уладиться, если ты собираешься перевернуть
вверх дном нашу жизнь? Ты хочешь, чтобы я продала магазин, родила ребенка, а
сам собираешься бросить писать и найти работу, заставить нас шевелиться… Ян..,
это ужасно!
Джессика вновь расплакалась в его объятиях, и он нежно
засмеялся. Может быть, в ней и заключалась вся его жизнь.
Наверное, в его стремлении иметь ребенка было что-то
ненормальное. Возможно, это всего-навсего навязчивая идея. Ян постарался
прогнать эти мысли.
— Господи, да я разве сказал, что собираюсь все
изменить сразу? Может быть, мы ограничимся пока немногим. У меня будет ребенок,
у тебя — работа и… Извини, любимая. Я знаю, что-то необходимо исправить.
— Но все то, о чем ты говорил?
— Нет, вероятно, не все. И конечно, пока ты не
согласишься со мной. Иначе не получится. Здесь нужно обоюдное согласие.
— Ты так рассуждаешь, словно наша жизнь уже никогда не
будет такой, как прежде.
— Возможно, нет, Джесси. Полагаю, и не должна быть.
Ты когда-нибудь задумывалась об этом?
— Нет.
— И похоже, не собираешься, а? Посмотри на себя, ты
согнулась, как индианка, и пытаешься пропустить мимо ушей все, что я тебе
говорю, а тем временем по твоей руке ползет муравей.
Ян подождал. Это заняло доли секунды. Джессика с воплем
вскочила на ноги.
— Что-о?
— О.., как я мог забыть? Верно, ты боишься муравьев.
Он аккуратно поднял ее рукав, и она ударила его в грудь.
— Черт тебя побери, Ян Кларк! У нас серьезный разговор,
как ты можешь так со мной поступать! Не было на мне никакого муравья? Не было?
— Стал бы я тебе лгать?
— Ненавижу! — Она вся дрожала от переизбытка
чувств.
Ян выдумал муравья, чтобы поднять настроение. Это была
шутка, на которые Ян был большой мастер.
— Ты же утверждала, что я сделал тебя счастливой. —
Ян был сама невинность.
— Не прикасайся ко мне! — прикрикнула она, пытаясь
скрыть улыбку. — Знаешь… — Ее голос опять был мягким. — Иногда я
спрашиваю себя, а любишь ли ты меня на самом деле?
— Когда-то все задают себе такие вопросы, Джесс.
— Ты хочешь мне что-то сказать? — Неожиданно
Джессика напряглась.
— Нет, глупышка, только то, что я люблю тебя. Иногда
мне кажется, что я знаю причину, по которой ты терпишь от меня столько
неприятностей, платишь по счетам — потому что это твой способ обладания мной.
Открою тебе маленькую тайну: таким образом тебе меня не удержать. Я с тобой
совсем по другим причинам.
— Каким еще причинам?
— Ну.., то, как ты замечательно шьешь.
— Шью? Я не умею шить. — Джессика странно
посмотрела на него и засмеялась.
— Не умеешь?
— Ни капельки.
— Я тебя научу.
— Ты восхитителен.
— Подумай об этом. Вспомнил. Залезь ко мне в карман.
Ее брови удивленно поползли вверх, и она шаловливо
улыбнулась:
— Сюрприз?
— Нет, счет из прачечной.
— Мерзавец. — Однако она осторожно опустила руку в
карман его пиджака, пока они разговаривали, ее глаза сияли от восторга, и с
улыбкой вытащила коробку, зажав ее в кулаке.