— Вы не очень общительны сегодня, мистер Кларк.
Что-нибудь не так?
— Нет, просто думаю о книге. Я целиком поглощен ею.
Ян заметил странное выражение, промелькнувшее в ее глазах, и
начал рассказывать о книге. Джессика несколько минут рассеянно слушала мужа,
потом перебила его:
— Знаешь что? Ты — великолепен. Я приехала сюда, чтобы
узнать, как ты живешь, рассказать о себе. А у тебя один разговор — о книге.
— Что здесь плохого? — Он выглядел
озадаченным. — Ты ведь рассказываешь мне о «Леди Джей».
— Магазин — другое дело, Ян. Это — настоящее. —
Голос Джессики звучал визгливо и раздражал его.
— Книга тоже реальна.
— Настолько реальна, что ты не можешь уделить час
своего драгоценного времени для меня? Сидишь тут, как зомби, и
распространяешься о проклятой книге. А как только я заговариваю о себе, ты
теряешь интерес.
— Это не правда, Джесс. — Ян казался расстроенным
и потянулся за сигаретой. — Книга хорошо пишется, и я хочу поделиться с
тобой. Думаю, у меня больше не будет такого времени, когда она сама выходит
из-под пера, вот и все. — Едва произнеся эти слова, он понял, что сказал
не то.
Ее взгляд был невыносимым. — Джесс, что, черт возьми, с
тобой происходит? Ты похожа на человека, которому приложили к заднице
раскаленную кочергу.
— Или который получил пощечину. Господи, ты тут сидишь
и рассказываешь мне, как удачно идет твоя работа, как тебе легко пишется, будто
ты здесь на отдыхе. А знаешь, что происходит в моей жизни?
Джессика глубоко вздохнула, и он почувствовал, будто ему по
телефонной трубке вливается яд. Она потеряла над собой контроль, и ее понесло.
— Ты действительно хочешь знать, что со мной
происходит, пока у тебя все само выходит из-под пера? Ну хорошо, я скажу тебе.
«Леди Джей» скоро обанкротится, у меня накопилась гора неоплаченных счетов.
Твоя машина развалилась, мои нервы ни к черту, каждую ночь меня преследуют
кошмары, а залогодержатель три недели назад позвонил мне, чтобы назначить
свидание. Он посчитал, что меня можно уложить в постель. И может быть, этот
сукин сын был прав, но не с ним.
Я не могу даже прикоснуться к твоей руке и схожу с ума. Вся
моя жизнь разбита вдребезги, а у тебя один роман на уме.
Знаешь, что еще ужаснее, дорогой…
Джессика так и кипела злобой, другие посетители начали
обращать на нее внимание. Она ни от кого не держала секретов.
— Всю дорогу я ругала себя в который раз за то
давление, которое я на тебя оказывала, за те гадости, которые говорила.
Ты понимаешь, что к настоящему моменту я переиграла каждую
самую незначительную сцену нашей прошлой жизни, все, что я когда-либо делала,
все, что заставило тебя улечься в постель с таким дерьмом, как Маргарет Бертон?
Я кляну себя с тех самых пор, как это произошло. Я даже не могу простить себя
за поддержку твоей писательской карьеры, потому что считаю, что это нанесло
вред твоему мужскому самолюбию. И пока я распинаю себя, знаешь, что ты делаешь?
У тебя самый плодотворный период в творческой жизни. Ну как? Меня от тебя
тошнит. Пока ты сидишь в этой колонии прославленных писателей, которую они
называют тюрьмой, мое существование превратилось в сущий ад, а тебе, черт
возьми, наплевать.
Даже пальцем не пошевелишь. И вот еще что, мне до смерти надоело
это вонючее стекло — выделывать вокруг него кренделя, чтобы увидеть тебя, а не
свое собственное отражение. Меня тошнит от потных рук, потных ушей и заплывших
мозгов, когда я разговариваю с тобой здесь по телефону… Мне до смерти надоела
вся эта чертова кутерьма!
Джессика кричала так громко, что теперь за ними наблюдала
вся комната, но ни Ян, ни она ничего не замечали. Раздражение копилось
месяцами.
— А ты полагаешь, что я здесь ради удовольствия?
— Да, думаю, так. Колония для писателей-альфонсов.
— Совершенно верно, дорогая. Так оно и есть. И все, что
я здесь делаю, — это пишу. Никогда не думаю о своей жене, о том, как я
попал сюда, за что, об этой чертовой женщине и о суде. Послушай, если ты
думаешь, что таково мое представление о жизни, можешь отправляться ко всем
чертям. И еще тебе скажу. Если ты считаешь, что наш брак соответствует моему
идеалу, то ты глубоко ошибаешься. Я полагал, что у нас семья. Думал, нас что-то
объединяет. А оказывается, миссис Кларк, у нас ничего нет. Ничего. Ни детей, ни
искренности, лишь две вшивых карьеры. Двое полусумасшедших. Последние шесть лет
ты всеми силами пыталась не взрослеть, играя в калеку после смерти родителей. И
не только это, но еще заставляла меня чувствовать вину бог знает за что, чтобы
я был рядом по первому зову и держал тебя за руку. А я был настолько глуп, что,
любя тебя, все терпел и хотел сделать карьеру писателя. Паршивый получился
ансамбль, благодетельница ты моя. Вот. Мне нужна жена, а не банкирша или
неуравновешенный ребенок. Может быть, поэтому я сейчас счастлив. Я пишу, а ты
не содержишь меня. Каков холодный душ, а? Не ты платишь за угощение, и я ничего
тебе не должен, за исключением того, что ты держала мою руку сколько душе
угодно во время суда и была сногсшибательна. Но со временем я заплачу тебе и по
этому счету. А если таким манером ты хочешь заставить меня страдать и
чувствовать себя виноватым за то, что тебе плохо, что приходят счета, что
развалилась моя машина, тогда иди ты к черту. Я ничем не могу помочь. Все, что
в моих силах, — это наплевать на тебя, поблагодарить за твой визит и
закончить мою растреклятую книгу. А если ты не получаешь удовольствия от
созерцания моей физиономии, сделай одолжение, не приходи больше. Проживу и так.
Следя за его лицом, Джессика почувствовала слишком знакомую
волну паники, сжавшую сердце.
Они никогда не говорили друг другу таких вещей. А сейчас она
не могла остановиться. Она по-прежнему ощущала, как в ней закипает желчь.
— Почему ты не хочешь, чтобы я приезжала, дорогой? Ты
нашел себе здесь другую милашку? Да?
Ян остановился и посмотрел на нее, словно собираясь ударить
прямо сквозь стекло, к большому восторгу примолкшей толпы по обе стороны
барьера.
— Да? Или ты стал голубым?
— Меня от тебя тошнит.
— Ах да, я и забыла. Тебе не нравятся «преступные
противоестественные преступления». Или я ошибаюсь?
Она казалась такой невыносимо милой с приподнятыми бровями,
а сердце ее тяжело бухало в груди.
— Может быть, ты на самом деле изнасиловал ту женщину?
— Если бы нас не разделяла эта стеклянная стена, ты
схлопотала бы по физиономии.
Он глыбой громоздился над ней по другую сторону стены, все
еще держа в руках телефонную трубку, Джессика медленно встала, чтобы
встретиться с ним взглядом. Она знала, что момент настал, и все же не могла
поверить. Не могла остановиться.
— Схлопотала бы по физиономии?
