Джессика кивнула, потом пожала плечами:
— Переживу. Горячий шоколад, да? Как он в сравнении с
секоналом?
Астрид состроила гримасу и вынула из багажника свой плоский
чемодан.
— Я прошла через это после смерти Тома. Когда я
приехала на ранчо, мама выбросила всю химию. Все таблетки. А ведь я была менее
добродушно настроена, чем ты сегодня.
— Я слишком накачалась, чтобы как-то реагировать. Тебе
повезло. Дай понесу. — Джесси взялась за ручку чемодана, Астрид
отпустила. — Ян всегда говорит, что такая амазонка, как я… — Она замолкла.
Астрид наблюдала за подругой, медленно идущей к дому со
склоненной головой. Она была рада, что привезла ее, и сожалела, что не сделала
этого раньше. Астрид интересовало, насколько серьезной была размолвка с Яном.
По всему было видно, что ссора произошла нешуточная.
Обувь шуршала на гравийной дорожке, ведущей к дому, повсюду
пахло свежей травой и цветами. Джесси заметила, что это место выглядело
приветливо даже ночью. Повсюду росло множество самых разнообразных цветов,
особенно у дверей. Она улыбнулась, проходя мимо них и поднимаясь по ступенькам.
— Осторожно голову! — Астрид выкрикнула
предостережение, когда Джессика чуть не стукнулась макушкой о притолоку, обе
женщины вошли почти одновременно.
В глаза бросилось ярко-красное пианино, высокое зеркало,
несколько бронзовых пепельниц и целая стена, завешанная экзотическими головными
уборами. Далее на сосновом полу с цветными домоткаными коврами расположились
удобные кушетки и кресло-качалка у камина. Странное сочетание модерна и
восхитительного викторианского стиля вызывало восторг. Домашние растения,
первые издания некоторых книг и красивый современный диван, покрытый тканью
бледно-зеленого цвета, старинные занавески с кружевами и большая изразцовая
печь.
Комната оставляла впечатление тепла и счастья.
— Добрый вечер.
Джесси обернулась на звук голоса и увидела миниатюрную
женщину в дверях кухни. Такие же пепельные волосы, как и у дочери, те же
васильковые глаза, в которых сверкали искорки смеха. Простые слова приветствия
прозвучали так, будто они доставляли ей удовольствие. Она не спеша подошла к
Джессике и протянула руку:
— Очень рада видеть вас здесь. Надеюсь, Астрид
предупредила вас, что я — ворчливая старуха, а жить здесь — скука смертная. Но
я в восторге от вашего приезда.
Свет в ее глазах плясал, как огоньки пламени.
— Ни о чем таком я ее не предупреждала. Я на все лады
расхваливала наше ранчо. Так что, мама, веди себя подобающе.
— Какой ужас. Теперь мне придется убрать все мои
порнографические книжки и отменить вечер танцев с мальчиками, да? Как печально.
Она хлопнула в ладоши, словно глубоко опечаленная этим
фактом, и засмеялась. Потом пригласила устроиться на диване у камина. Обещанный
горячий шоколад ждал в расписанных цветами чашках из лиможского фарфора.
— Потрясающе. Новые? — поинтересовалась Астрид.
— Нет, дорогая. Очень старые: полагаю, 1880 года.
Мать и дочь обменялись взглядами. Легко можно было
догадаться, что они большие друзья. Наблюдая за ними, Джессика почувствовала
легкий укол зависти.
— Я спрашиваю, у тебя они недавно? — Астрид
отхлебнула какао.
— Ax вот оно что! Да, по правде сказать, недавно.
— Негодная, ты знала, что я их замечу, и решила
выставить напоказ, чтобы произвести впечатление.
Комплимент пришелся матери Астрид по душе, и она засмеялась.
— Совершенно верно! Красивые, не правда ли?
— Очень. — Глаза двух женщин светились счастьем.
Джессика улыбнулась, приняв участие в обмене любезностями.
Она была поражена моложавостью матери Астрид и ее элегантностью. На ней были
свободные габардиновые брюки и прелестная синяя шелковая блузка, которая
прекрасно гармонировала с ее голубыми глазами. К ним она добавила нитку жемчуга
и изящные кольца, одно с довольно большим бриллиантом.
Она напоминала больше состоятельную жительницу Нью-Йорка или
Коннектикута, чем владелицу удаленного ранчо.
— Ты вовремя приехала, Джессика. Все цветет, и кругом
такая красота. Зелень — мягкая и пушистая. Я купила ранчо весной, вероятно,
поэтому и поддалась уговорам. Земля так соблазнительна в это время.
Джессика засмеялась.
— Я и не предполагала, что окажусь у вас, миссис Уильяме.
Вы очень добры, что позволили мне погостить здесь, совершенно меня не зная.
— Никаких проблем.
Миссис Уильяме улыбнулась, но ее глаза разобрались во всем.
Она заметила, что Джессика ничего не ест, а только потягивает горячий шоколад и
курит уже вторую сигарету. Похоже, что у Джессики те же проблемы, что были и у
Астрид после смерти Тома. Таблетки.
— Будь как дома, моя дорогая, и живи у меня, пока не
надоест.
— Я ведь могу остаться навсегда.
— Конечно, нет. Через неделю ты здесь заскучаешь.
Глаза пожилой женщины снова вспыхнули, и Астрид засмеялась.
— Тебе-то не надоело, мама.
— Но я езжу в Париж, Нью-Йорк или Лос-Анджелес или
навещаю тебя в твоем мрачном мавзолее…
— Мама!
— Так оно и есть, и ты знаешь это. Очень симпатичный
мавзолей, и тем не менее.., ты знаешь мое мнение. Еще в прошлом году я
посоветовала тебе его продать и купить новый дом — поменьше, не такой помпезный
и более жизнерадостный. Я недостаточно стара, чтобы жить там. Я объясняла это в
свое время Тому. Не могу понять, почему нельзя сказать этого и тебе сейчас.
— У Джессики такой дом, от которого ты будешь в
восторге.
— О? Хижина на Таити, не иначе.
Все трое засмеялись, и Джесси сделала попытку съесть
сандвич. Ее желудок выделывал сальто, но она надеялась, что если ей удастся
проглотить что-нибудь, то у нее перестанут дрожать руки.
— Она живет в том замечательном черно-белом домике
через квартал от нас. С цветами у входа.
— Я помню. Хороший, но не маловат ли?
— Вы правы. — Джессика произнесла это, пробуя
сандвич с сыром, ветчиной, свежим кресс-салатом и ломтиками помидора не толще
бумаги.
— Не выношу город. Если не считать визитов. Хорошо
вернуться домой после недолгого отсутствия. Симфонии мне скучны, люди одеваются
безвкусно, рестораны так себе, транспорт удручает. Здесь я по утрам езжу верхом,
гуляю в лесу, и каждый день жизни кажется приключением. Я слишком стара для
города. Ты ездишь верхом?
У миссис Уильяме был такой темперамент, что ей нельзя было
дать больше пятидесяти пяти. Джессика знала, что в действительности ей
исполнилось семьдесят два.
