— Ты так хлопнула дверью, будто за тобой кто-то
гонится.
У нее снова были ключи от его жилища.
— Нет, я просто раздражена, вот и все. Дурацкая
светская жизнь. — В глазах ее сквозь раздражение проступила улыбка, и она
опустилась в кресло. — Я так скучала по. тебе прошлой ночью. Иногда мне
хочется, чтобы ты не отпускал меня от себя.
— А что, у меня есть такая возможность? —
удивленно спросил Марк.
Она засмеялась и скинула туфли.
— Нет.
— Я так и думал. — Похоже, он не особенно
огорчился, и Кизии понемногу стало легче.
— Мне нравится этот рисунок гуашью. — Марк,
отступив, рассматривал утренние труды, а Кизия заглядывала через его плечо.
— Да. Возможно, кое-что из этого выйдет. — Стараясь
скрыть удовольствие, он принялся поглощать шоколадное печенье из коробки.
Внезапно повернулся и обнял ее. — А чем ты занималась со вчерашнего дня?
— Сейчас скажу. Прочитала восемь книг, пробежала милю,
побывала на балу, выставила свою кандидатуру на пост президента. Обычные дела.
— Но ведь во всей этой чуши есть и кусочек правды,
точно? — Она пожала плечами, и, улыбнувшись друг другу, они поцеловались.
Ему было не особенно интересно, чем она занималась, когда уходила от него. У
него была своя жизнь, работа, вот этот чердак, друзья… У нее тоже своя
жизнь. — Лично я думаю, что ты боролась за президентский пост.
— От тебя ничего невозможно утаить, Маркус.
— Ничего. — Он осторожно расстегивал ее
рубашку. — Никаких тайн… Вот она, тайна, которую мне хотелось
раскрыть. — Он с нежностью обнажил одну грудь и наклонился поцеловать ее,
а она, просунув руки ему под рубашку, соединила их за спиной. — Я скучал
по тебе, Кизия.
— И вполовину не так, как я по тебе. — Вдруг перед
ее глазами, как вспышка, пронеслись сцены вчерашнего вечера… Танцующий барон…
Она отодвинулась от Марка и с улыбкой принялась его рассматривать. — Ты
самый красивый мужчина во всем мире, Марк Були.
— И твой раб.
Она засмеялась, ибо Марк не был ничьим рабом, и оба
прекрасно это знали. Потом она вырвалась и, босая, забежала за мольберт,
схватив по дороге коробку с шоколадным печеньем.
— Эй!
— Вот сейчас все и выяснится! Что ты любишь больше?
Меня или шоколадное печенье?
— Да ты в своем уме? — Он бросился вслед за
ней. — Я обожаю шоколадное печенье! Как можно сравнивать!
— Ха-ха! Ну так ты его не получишь! — Она убежала
в спальню и вскочила на постель, прыгая с ноги на ногу, смеясь, со сверкающими
глазами и развевающимися волосами.
— Отдай мне печенье, дочь Евы! Я без него жить не могу!
— Наркоман!
— Да! — С загоревшимися глазами он тоже вскочил на
постель, отобрал печенье и зашвырнул его на обтянутый пергаментом стул, а потом
крепко прижал к себе Кизию.
— Ты не только безнадежный шоколадоголик, Марк Були, ты
еще и эротоман. — Засмеявшись счастливым детским смехом, она поудобнее
устроилась в его объятиях.
— А может, без тебя я тоже жить не могу…
— Сомневаюсь. — Он притянул ее к себе, и, смеясь,
они занялись любовью.
— Что ты хочешь на ужин? — Она зевнула и
свернувшись калачиком, подвинулась поближе к нему на большой, удобной кровати.
— Тебя.
— Это было на обед.
— Ну и что? Разве есть закон, запрещающий одно и то же
блюдо на обед и ужин? — Он взъерошил ей волосы, и губы его потянулись к ее
губам.
— Марк, я серьезно. Что будешь есть, кроме шоколадного
печенья?
— Не знаю… Ну, как обычно… бифштекс… омар… икра. —
Он и представления не имел, насколько это для нее обычно. — Правда, не
знаю. Наверное, пиццу. Какую-нибудь колбасу. Лазанию. Можно сейчас купить свежий
базилик?
— Ты опоздал на четыре месяца. Сейчас не сезон для
базилика. А как насчет соуса из моллюсков?
— Договорились.
— Я сейчас вернусь. — Она провела языком по его
пояснице, еще раз потянулась и выскочила из постели так, что он не успел
дотронуться до нее. — Хватит, Маркус. Потом. Иначе мы останемся без ужина.
Перевернувшись на спину, он стал наблюдать, как она
одевается.
— Зануда ты, Кизия, но смотреть на тебя приятно.
— Возвращаю оба комплимента.
Он лениво растянулся на простынях, и ей пришло в голову, что
трудно представить себе нечто более прекрасное, чем дерзкая нагота очень
молодого и очень красивого мужчины.
Кизия вышла из спальни и вернулась с сеткой в руке, одна из
его рубашек была завязана узлом под грудью, джинсы плотно облегали бедра,
волосы перехвачены красной лентой.
— Я должен тебя вот так нарисовать.
— Ты должен перестать быть таким дурнем. Я могу от тебя
заразиться. Есть какие-нибудь особые пожелания? — Он улыбнулся,
отрицательно покачал головой, и она ушла на рынок.
По соседству было несколько итальянских рынков, где она
любила покупать для него еду. Это была настоящая пища: домашняя пицца, свежие
овощи, огромные фрукты, налитые соком помидоры, великое множество колбас и
сыров, к которым так и хотелось прикоснуться и вдохнуть их аромат. Все это
казалось таким соблазнительным и сулило королевскую трапезу. Длинные батоны
итальянского хлеба, которые удобно нести под мышкой, как она обычно делала в
Европе. Бутылки вина, подвешенные на крюках к потолку.
Идти было недалеко, и наступило как раз то время дня, когда
молодые художники начинали выползать из своих убежищ. Конец дня, когда те, кто
работает по ночам, начинают оживать, а те, кто работает днем, испытывают
желание потянуться и пройтись. Чуть позже на улицах станет полно народа:
гуляют, болтают, курят травку, собираются группами, забредают в кафе по пути к
друзьям или на выставку чьих-нибудь скульптур. Все в Сохо были друзьями, и все
много работали. Попутчики в странствиях души. Первооткрыватели в искусстве.
Танцоры, писатели, поэты, художники, собранные в южной оконечности Нью-Йорка
между умирающим, полным грязи и непристойностей Гринвич-Виллиджем и стеклом и
бетоном Уолл-стрита. Насколько же приятнее здесь, в Сохо, в мире друзей.
Девушка в зеленной лавке хорошо ее знала.
— А, синьорина, как поживаете?
— Прекрасно, а вы?
— Так себе. Что вам угодно?
Побродив среди великолепных запахов, Кизия выбрала салями,
сыр, хлеб, лук и помидоры. Фьорелла одобрила ее покупки. Сразу видно,
продавщица понимает, что к чему. Она нашла прекрасное салями, все ингредиенты
для соуса — это будет настоящий паэзский соус! Симпатичная девушка. Наверное,
замужем за итальянцем. Впрочем, Кизия никогда об этом не спрашивала.