Снег скрипел у нее под ногами, когда она подходила к углу
улицы, чтобы поймать такси и поехать домой. Ей хотелось исчезнуть. Как-то
незаметно ее мысли переключились на воспоминания о том безумии, которым была ее
жизнь до встречи с Люком. До сих пор она не могла думать об этом спокойно. Из
такси в такси… никчемные и ненужные ланчи и встречи… и везде попойки. Господи,
что же она делала!
Шел снег, а Кизия была с непокрытой головой и в туфельках.
Она плотнее закуталась в манто и поглубже засунула руки в карманы. До ее дома
было не так уж далеко, а ей хотелось подышать свежим воздухом.
Она проделала весь путь до дома пешком. Замшевые туфельки
промокли, волосы стали влажными. Когда Кизия подошла к дому, ее щеки пылали,
ноги окоченели, но она чувствовала себя снова бодрой и трезвой. Она распустила
мокрые волосы, которые тут же превратились в снежную мантилью.
Держа сломанный зонтик, ей навстречу выбежал швейцар,
заметив, как она вынырнула и-з метели и темноты. Она засмеялась при его
приближении.
— Не беспокойтесь, Томас, все в порядке.
Она снова чувствовала себя ребенком, ее совершенно не
заботили промокшие ноги. Это напомнило детство, когда ее ругали за подобное.
Тоти могла нажаловаться Эдварду. Но Тоти была в прошлом, да и Эдвард тоже.
Кизия поняла это сегодня. Теперь она могла бродить в снегу хоть всю ночь. Это
уже не имело значения. Ничто не имело значения. Кроме Люка.
По крайней мере, перестала гудеть голова, давить на плечи,
душа очистилась. Даже опьянение прошло от холода и снега.
Она едва успела стянуть чулки и сунуть ноги под горячую
воду, как позвонили в дверь. Ноги покалывало, они заныли и покраснели. Она
поколебалась, открыть ли, а потом решила — открывать не будет. Скорее всего это
лифтер с каким-нибудь пакетом. Будь это гость, ей позвонили бы снизу. Звонок
был настойчивым. Ей пришлось вытереть ноги и побежать к двери.
— Кто здесь?
— Цезарь Чавез.
— Кто?
— Алехандро, дурочка. Она распахнула дверь.
— Господи Боже, ты прямо Санта-Клаус. Шел пешком?
— Всю дорогу, — сказал он, очень довольный
собой, — Ты знаешь, люблю Нью-Йорк! Во всяком случае, когда идет снег.
Правда здорово?
Широко улыбнувшись, она утвердительно кивнула.
— Проходи.
— Надеялся, что ты меня все же впустишь. Они тебе
звонили снизу целую вечность, но ты не отвечала. Мне сказали, что ты дома, и,
наверно, я произвел на них впечатление честного человека, и замерзшего, потому
что они разрешили мне подняться.
— У меня лилась вода, — сказала Кизия, взглянув на
свои босые ноги, которые теперь были почти бордовыми после горячей воды. —
Я тоже шла пешком. Это было чудесно.
— А что случилось? Не могла поймать такси?
— Да нет, просто захотелось пройтись. Был тяжелый день,
надо было проветриться.
— Что-нибудь случилось? — озабоченно спросил он.
— Ничего особенного. Просто один из невыносимых ланчей
с Эдвардом — адское напряжение… Понимаешь, его мрачные попытки скрыть
неодобрение… чересчур пристальное внимание публики, К тому же репортерша из
женского журнала нас подкарауливала… Не повезло. В довершение всего я ринулась
на благотворительный вечер и у самых дверей раздумала., Вот тут и решила пойти
домой пешком.
— Похоже, тебе это было необходимо.
— Да. Все эти старые игры не для меня. Я уже не вынесу
прежней двойной жизни. Да и не хочу этого. Больше меня такая жизнь не
устраивает. Лучше буду сидеть тут одна.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
— Ладно тебе. — Она взяла его промокшее до нитки
пальто и повесила на кухонную дверь.
— Значит, тебе сегодня досталось…
— Хуже всего, дорогой… Как ты чудесно выглядишь! —
Это Карден? О, а кольцо!
Она рассматривала перстень на его руке, с большой необработанной
индийской бирюзой.
— Кольцо — это, конечно, Дэвид Уэбб… Из новой
коллекции, так? А туфли — Мейси. Как изысканно! — Она скорчила гримасу и
закатила глаза. — Бог мой; Алехандро, как ты можешь дышать во всем этом?
— А что, нужна трубка для подводного плавания?
— Ты просто невозможен. Я серьезно.
— Извини. — Он присел на диван. — Но ведь до
сих пор ты преуспевала в жизни — во всем. И тебя устраивало то, как ты живешь.
— Ну… Знаешь, мне было неплохо, когда я каталась в метро
к своему другу в Сохо… А уж когда летала в Чикаго на встречи с Люком… Помимо
этого, я должна была писать всю эту муру для своей рубрики.
— Не должна была, а хотела, а то бы не писала.
— Это не совсем так. Но больше не хочу… Не хочу. Да и
все уже знают, что я больше не играю в эти игры. Зачем притворяться? Но что же
мне теперь делать? Там — нечего, а здесь… Люка нет. Теперь моя жизнь бесцельна.
Думаю, это самое правильное определение. Можешь ты мне что-нибудь предложить?
— Да. Сделай мне чашку горячего шоколада. Тогда я решу
все тво?? проблемы.
— Договорились. Капнуть туда бренди?
— Нет, просто шоколаду, спасибо.
Он не хотел давать ей повода для выпивки. Ей и не нужно
особого повода, но сейчас она, может быть, воздержится… Он оказался прав.
— С тобой не развеселишься. В таком случае я тоже выпью
просто шоколаду. В последнее время я, кажется, пью слишком много.
— Ты шутишь. Когда же ты это выяснила? После того, как
«анонимные алкоголики» охватили тебя бесплатной подпиской, или до?
— Не говори гадостей!
— А что ты хочешь — чтобы я молча ждал, пока ты не
заработаешь цирроз?
— Звучит заманчиво.
— Бог мой, Кизия, это даже не смешно.
Она исчезла на кухне и через несколько минут появилась с
двумя чашками горячего, дымящегося шоколада.
— А как прошел твой день?
— Отвратительно, спасибо. Я внес небольшое изменение в
совет директоров. Во всяком случае, они думают, что небольшое. Я почти
уволился.
— Ты? Почему?
— Обычная ерунда. Перераспределение фондов. Мне это так
надоело, что я сказал им — отдохну пару дней.
— Наверно, они были довольны. А что ты собираешься
делать в эти два дня?
— Полечу с тобой в Сан-Франциско навестить Люка. Ты
когда собираешься?
— Господи, Алехандро! Ты сможешь это сделать? —
Она на это и не надеялась — ведь он уже и так потратился, когда ездил на суд!
— Конечно, смогу, но не первым классом. Как ты насчет
того, чтобы сесть где-нибудь сзади, в обществе сельской публики?
— Думаю, что выдержу. Ты играешь в дурака? Я принесу
карты.
