Проклятый телефон зазвонил, когда Алекс выбирался из маршрутки. Выбраться и так было нелегко, от усилий и неотпускающей боли он даже взмок немного — а тут как назло!..
Он нашарил было аппарат, но сделал неловкое движение, от которого бок словно проткнуло горячим и острым. Телефон полетел в лужу, и из маршрутки закричали:
— Эй парень!.. Стой, стой!.. Зонт забыл!
Пока он соображал, какой-то дедуся, нагнувшись и наполовину высунувшись из маршруткиного нутра, ткнул его зонтом все в тот же бок, весьма ощутимо.
— Налижутся с утра пораньше, на ногах не стоят!.. Тунеядцы проклятые!.. И палку какую специальную завел, чтоб людя́м мешаться!.. Забирай, ну!..
Алекс перехватил длинную, тяжелую клетчатую трость, купленную когда-то в Лондоне. Зонт любимый, и потерять его было бы жалко.
— Извините, пожалуйста, — пробормотал Алекс.
Дедуся возмущенно фыркнул, изо всех сил бабахнул дверью перед самым его носом, маршрутка, зарычав натужно, заскакала по колдобинам, и Алекс остался один на пустой дороге.
Проводив маршрутку глазами, с трудом нагнулся и подобрал телефон. Тот был мокрый, в песке и, естественно, не работал.
Даша всегда говорила, что он не умеет обращаться с вещами, не ценит и не любит их. Еще она говорила, что людей он тоже не любит, не ценит и не умеет с ними общаться, и он знал совершенно точно, что это правда.
…Теперь куда? Направо или налево?.. Налево или направо?
На той стороне шоссейки стояли какие-то указатели, но отсюда Алекс никак не мог разглядеть, что именно на них указано, и потащился через дорогу — посмотреть.
Так. Деревня Юрьево налево, три километра. Деревня Козлово направо, и всего полтора. Куда лучше податься — в Юрьево или в Козлово?.. Должно быть, в Козлово лучше. Ближе.
Он вдруг захохотал, закинув голову к низкому небу, — один на пустой осенней дороге. Вечная история. Он везде забывал записные книжки, никогда не помнил адресов, проезжал свою остановку и путал имена.
И позвонить никак невозможно, телефон-то не работает!..
Его должны были встречать, Анна Иосифовна проворковала в трубку, что распорядится на этот счет: «Вы ни о чем, ни о чем не волнуйтесь, Алекс!» Он поблагодарил ее и уверил, что не стоит, но она настояла. Все это было прекрасно и очень любезно, но никаких встречающих на пустой дороге не оказалось, а он, едва договорив с ней, тут же забыл, куда ему нужно — все же в Юрьево или в Козлово!..
Он вернулся на остановку, посмотрел на лес — темный, непрозрачный, густой, такой бесповоротно осенний, — сунул замерзший нос в поднятый воротник куртки и пристроился на влажную, холодную лавочку внутри обшарпанной автобусной остановки.
Сейчас я посижу немного, соберусь с мыслями, заодно, может, вспомню: Юрьево или Козлово, и пойду потихоньку, а там как-нибудь разберусь. А что еще делать?..
Болело в голове и в боку, и Алекс рассеянно потрогал место под волосами, которое ныло.
В последний раз его били в армии, изощренно, с удовольствием, с огоньком даже, а он тогда был миролюбив, как щенок, — глупый, домашний мальчишка, уверенный, что окружающий мир не может быть жесток и несправедлив к нему. К нему, которого так любят родители, и бабушка, и брат, и друг Димка, и девочка Маша, и собака Джек!.. От этой уверенности он был ни к чему не готов — и поплатился.
Как он потом ненавидел себя за… неготовность, доверчивость, идиотскую веру в то, что все люди на свете «нормальные»! Может, кто-то лучше, кто-то хуже, но все равно ведь «нормальные»!
И тех ненавидел тоже.
Ненавидел, мечтал отомстить, строил планы этой самой мести — наивные, детские, уж точно невыполнимые, сладко придумывал, что выхватит из-за пояса меч-кладенец и снесет головы подонкам и ублюдкам, пинавшим его сапогами!..
Только никакого меча не было на поясе, а подонки и ублюдки оказались сильнее.
С тех пор прошло двадцать лет, и он снова оказался не готов!..
Кровь ударила в голову так тяжело и сильно, что стало больно в ушах, он стремительно поднялся с лавочки и пошел непонятно куда. В глазах плыло и дрожало — от ненависти. Не той детской, мальчишечьей, выползшей из сознания, как старый удав, а от настоящей, взрослой, требующей немедленного утоления, похожей на молодую кобру.
Он знал, что утолить ее будет непросто.
Его снова били, а он ползал на коленях по детской площадке. Его били, а он только закрывал руками голову, почти теряя сознание от боли. Его били, а он даже не мог сопротивляться, потому что был не готов — опять, опять, как двадцать лет назад!..
Алекс распахнул куртку, ему стало невыносимо жарко, только руки были ледяными — от ненависти.
Он найдет и уничтожит того, кто так его унизил. Найдет, чего бы это ему ни стоило, и тогда еще посмотрим, удастся ли змеям, впившимся ядовитыми зубами в сознание, сожрать его до конца! Правда, он сам не знал, много ли в нем осталось… человеческого и сколько останется к тому времени, когда борьба будет окончена.
Может, и бороться не имеет смысла?..
— Здрасти, — сказали за его спиной, и он повернулся резко, всем корпусом, сжимая ледяной рукой свой тяжеленный зонт. — Меня Анна Иосифовна прислала. За вами, что ли?..
Машина стояла очень близко, а он и не слышал, как она подъехала, — должно быть, от звона в ушах!..
— Садитесь.
Алекс постоял, прогоняя ненависть — и старого тяжелого удава, и молодую стремительную кобру, — и забрался внутрь.
— Чего ж вы с остановки-то ушли? Анна Иосифовна сказала, что вы на остановке будете!
— Ну да, — согласился Алекс, глядя в окно.
Водитель покосился на него и покрутил головой — странный какой-то парень, не то больной, не то просто не в себе. Впрочем, хозяйка привечала всяких, еще и не такие приезжали! Она уважительно говорила о них, что — писатели, художники, но водитель, тертый калач, был уверен: все эти художники от слова «худо». А уж писателей нынче развелось столько, что вот кинь камень в собаку, а попадешь в писателя, и все они попросту морочат хозяйке голову. На жалость бьют, а она легковерная очень, тоже малость не от мира сего!.. Нет, добрая, конечно, душевная, грех жаловаться, но юродивая маленько. Вот почему оно так в жизни, а?.. Сплошная несправедливость! Такие бы деньжищи ему, а не полоумной бабке! Уж он бы знал, как с ними управиться!.. Писателей с художниками всех поразогнать, нахлебников этих, особняк в деревне продать к чертовой матери, завести автомойку и кафешку с музыкой — вроде бизнес, — купить квартиру в Сочи и зажить по-человечески. Ан нет!.. Бабке все, а ему, молодому, здоровому, предприимчивому, ничего, знай баранку крути. Вот почему так выходит, а?..
Машина миновала лес, перелетела по мосту речку и въехала в аккуратный поселочек, очень веселый. Домики все были справные, ухоженные, заборы целые, не завалившиеся, кое-где в палисадниках еще цвели поздние хризантемы.
