Он опять позабыл ее отчество, осекся, моргнул, но продолжил так же лихо:
— Нам по сто грамм «Чиваса», двенадцатилетнего, и яблочный сок. А хотите кока-колу?.. Чтоб одно с другим бодяжить, «Чивас» — самое то. Благородное виски для этого не подходит. Это меня все Глафира научила, — добавил он хвастливо. Видно было, что ему почему-то приятно то и дело упоминать эту самую неизвестную Глафиру.
— А покушать?.. — влезла официантка.
— Кусок мяса на гриле, — вдруг брякнула Митрофанова. — И побольше.
— Вот это правильно! — одобрил Дэн Столетов, а Владимир Береговой от изумления, кажется, икнул, но у нее не было сил оценивать его изумление.
— «Кушать» — это ужасно, — процедила Митрофанова в спину удаляющейся официантке, но все же так, чтоб она не слышала. — Неприлично. Нужно говорить «есть»! Или тогда уж — ужинать, завтракать! Но точно не «кушать».
— Вот Глафира тоже всегда говорит, что так нельзя! Будто это лакейское слово! А вы где учились?
— В университете.
— И я тоже! И Глафира, между прочим…
— Я должна перед вами извиниться, — выговорила Митрофанова с отвращением. — Я дала Анне Иосифовне слово!.. С ее точки зрения, я уволила вас несправедливо.
— А с вашей…
— Да какое это имеет значение! Раз она считает, что несправедливо, значит, так и есть. Извините меня. Я ошиблась.
Береговой вдруг пристально посмотрел ей в лицо, и она не отвела глаз. Журналист Дэн Столетов притих, да и вообще ресторанный шум вдруг как-то отдалился, растаял. Зацепившись взглядами, они никак не могли оторваться друг от друга.
— Послушайте, — сказал Береговой негромко, — неужели вы на самом деле думаете, что я намеренно выложил в Сеть те фотографии?! Или что я мог как-то… проконтролировать, чтоб никто их не выложил, и не сделал этого?
— Не знаю, — призналась Митрофанова честно. — Но в тот момент мне казалось, что уволить вас — самое правильное решение. Вы допустили утечку информации, крайне нежелательную для нашего издательства! А за издательство отвечаю я! Ну, может быть, не я одна, — поправилась она быстро, — но это именно мой вопрос, репутация, престиж и все прочее!
— С чего вы взяли, черт побери, что всем остальным наплевать на престиж и репутацию?
— А вам разве есть до этого дело?!
— Есть, — сказал Береговой, который никогда в жизни не думал ни про престиж, ни про репутацию.
Он занимался любимым делом, и оно доставляло ему удовольствие, радость, а иногда раздражало и утомляло, и, только посидев без всякого дела и рассылая во все стороны собственные унылые резюме, он оценил, какое это счастье — возможность заниматься любимой работой и ни о чем не думать!
— Мне есть дело до издательства, — повторил он упрямо, и скулы у него покраснели. — Только я не воплю об этом на каждом углу так, чтоб меня непременно слышало начальство и ценило мое служебное рвение!
— Тише! Ты чего опять разошелся, Володя?!
Береговой дернул плечом, за которое взялся Дэн.
— А я, выходит, воплю!.. — Катя вдруг с ужасом подумала, что все же заплачет, а плакать перед ними ну никак нельзя. — Исключительно ради начальства!
— Ну-у, показательные выступления вам удаются, Екатерина Петровна!
— А вам лучше помалкивать, пока никто не передумал…
Неизвестно, чем кончилось бы дело, если б у Берегового не зазвонил телефон. Но он зазвонил, грянул какую-то разухабистую мелодию.
— Да! — гаркнул Береговой, и Митрофанова быстро закурила, вытряхнув сигарету из пачки Дэна Столетова.
— Владимир, это Алекс Шан-Гирей.
— Да.
В трубке помолчали.
— Кто, кроме вас, знает, что Анна Иосифовна пользуется компьютером и у нее в кабинете есть Интернет?..
— Что?!
Там опять помолчали.
— Так кто знает, Владимир? Кто-то из вашего отдела?
— Из моего никто, — пробормотал Береговой и зачем-то прикрыл рукой трубку. — Кабель тянули интернетчики, их со стороны нанимали, никто из них в издательстве не работает… Нет, подождите! А с чего вы взяли, что у нее… что в кабинете есть Интернет и она…
— Электронный адрес вы для нее регистрировали? Пароли придумывали?
— Я…
— Кто еще знал пароль и адрес?
— Никто.
— Что случилось? — одними губами спросил Дэн Столетов, подсунувшись к самой трубке. Митрофанова тоже смотрела с интересом. Сигарета дымилась у нее в пальцах.
Береговой кое-как поднялся из-за стола и ушел с телефоном за вешалку, на которой громоздились груды одежды.
— Послушайте, — заговорил он приглушенно, втискиваясь за эти груды, — что вам нужно?! Почему вы задаете мне такие вопросы?
— Кто еще знал, Владимир?.. Из вашего отдела никто, значит, из другого! Девушка Ольга из русской прозы?..
— Ольга тут совершенно ни при чем! И те фотографии — просто глупость, шалость!..
— Какие фотографии? — помолчав, осведомился Алекс.
— За которые меня уволили! Но она мне все объяснила! И вообще это не имеет значения, потому что меня не уволили!..
— Вас вернули на работу?..
— С извинениями! — сказал Береговой со всей язвительностью, на какую был способен. — Сама Митрофанова извинилась! Передо мной!..
— Понятно. — Алекс еще помолчал немного. — Значит, увидимся в издательстве.
И пропал из трубки.
Береговой начал вылезать из-за вешалки, чуть ее не уронил, но вовремя подхватил, удержал.
— Вот черт, — сказал он сам себе, рассматривая чужую одежду. — Что за дела!..
Он вернулся за стол, хватил теплого виски из увесистого толстодонного стакана, немного подышал открытым ртом и осведомился:
— Кто такой этот Шан-Гирей?..
Писательница Поливанова прибыла в «Алфавит», как всегда, опоздав часа на полтора. Поначалу Настя звонила ей каждые десять минут, осведомлялась, где именно в данный момент находится Марина Алексеевна, ибо Анна Иосифовна заждалась, а ей необходимо отъехать «в город» — почему-то так говорили, когда встречи назначались не в издательстве, а на нейтральной территории.
Настя звонила, и Маня рапортовала, где именно сейчас проезжает, слегка привирая, конечно, в свою пользу. Например, доехав до Белорусской площади, Маня сообщала, что уже на «Соколе». Потом Настя звонить перестала. Видимо, Анна Иосифовна все же уехала, не дождалась ее.
Ну, и слава богу!..
С генеральной директрисой она еще успеет повидаться, а вот с Митрофановой ей давно надо серьезно поговорить. И вообще хотелось пошататься по издательству, в котором она давно не была!.. Она любила просторные коридоры, уютный свет, особый запах огромных принтеров, стоящих в коридорах. На этих принтерах распечатывались рукописи талантливых авторов — не талантливых распечатывались тоже! Любила отдел рекламы, целый этаж, поделенный стеклянными стенами на почти космические отсеки, где верстались сумасшедшей красоты плакаты, придумывались слоганы и разрабатывались стратегии и кампании, и в каждом углу стояли доски, исчерканные маркерами разных цветов и исписанные непонятными до ужаса иностранными словами. Однажды на такой доске Маня потихоньку нарисовала рожу, и ее долго не стирали, писали иностранные слова и рисовали стрелки вокруг рожи. Еще она любила, когда на первый этаж привозили только что отпечатанные книги, пачки, обернутые плотной коричневой бумагой и обвязанные шпагатом. На пачках было коряво написано «Дирекция № 1», или «Стрешнев», или «5 этаж» — смотря кому предназначались пачки. В библиотеке любила посидеть, в царстве Анны Иосифовны. Эта библиотека напоминала ей собственную квартиру, только была просторней и богаче, но Маня там всегда чувствовала себя уютно, она там даже иногда писала, дожидаясь кого-нибудь из начальства.
