Она дошла до Стрешнева, обняла его и зарыдала.
— Как вы сюда попали?!
Алекс пожал плечами.
— У нас же пропускная система! Твою мать! Что вам нужно?!
— Здравствуй, Вадим. Сколько лет, сколько зим не видались Боб и Бим.
У Веселовского приоткрылся рот, и тяжеленная — не иначе, золотая! — ручка вывалилась из обессилевших пальцев и покатилась, покатилась…
— А мы пришли тебя навестить! — громко, так что, должно быть, слышали и в коридоре, продолжала писательница Покровская. — Ну, дворец! Ну, хорош! С лебедями, с чучелами!.. С дипломами всякими, с чудесами разными!..
Она по-хозяйски прошла вперед, к подиуму, на котором стоял огромный стеклянный стол с изменяющейся подсветкой, и к трону, на котором почти умирал близкий к коме Веселовский.
— А седалище что? — спросила она, взойдя на подиум и заглядывая под стол. — Не подсвечивается? Надо лампочки вкрутить, Вадим! Так не годится.
— Маня… — произнес Алекс.
Она оглянулась на него, хотела что-то сказать, но не стала.
Стянула с плеч пальто и уселась напротив Веселовского — немного царицей Тамарой.
— Я… рад тебя видеть.
— Ну, конечно.
— Как ты поживаешь?
— Превосходно.
Алекс усмехнулся. Она так нравилась ему, что он совершенно не знал, что с этим делать. Тысячу лет ему никто так не нравился.
А, может, миллион.
Она ведь понятия не имеет, зачем они сюда приехали и что именно он собирается говорить! Но подыгрывает ему виртуозно, как будто чувствует все его внутренние настройки, словно действительно знает про него все!..
Но ведь так не бывает. И надеяться глупо.
— На самом деле это я попросил Марину Алексеевну сопровождать меня. Одного меня вряд ли пустили бы. А Марина Алексеевна — человек, известный всей стране, и ее благонадежность не вызывает никаких сомнений.
— Да уж! — откликнулась Маня. — Я сказала охранникам, что мой следующий детектив будет про колбасную фабрику. Потом пара автографов, и дело в шляпе. Кстати, рассиживаться нам некогда, меня ждет генеральный директор.
— Наш генеральный директор?!
— Ваш, не мой же! У меня нету никакого директора! Помощница есть по хозяйству, а больше никакого штата и нету!
— А зачем тебя ждет наш директор? — глупо спросил Веселовский и осекся.
— Да я же говорю — собралась писать про колбасу! И про разных колбасных деятелей. Надо же с кого-то начинать, ну, я и решила начать с директора. Не с тебя же! — Тут она небрежно махнула рукой. — Ты в колбасе недавно, что с тебя возьмешь!..
Алекс тоже взошел на подиум, подумал немного, взял со стула причудливой формы Манино пальто, уселся и положил его себе на колени.
От пальто тревожно и соблазнительно пахло Маней.
И вообще в этот раз кабинет не казался ему ни огромным, ни пустынным — Маня занимала в нем очень много места, заполняла его собой, а Алексу это было важно.
…Как она сказала? Мне все равно куда, лишь бы с тобой?..
Веселовский следил за его манипуляциями, и глаза у него были перепуганные.
— Я знаю, что письма с угрозами Анне Иосифовне писали вы. Должно быть, не вы сами, а ваша подруга из отдела русской прозы, по совместительству непризнанный гений. Я знаю, что вы подбили ее выложить в Интернет фотографии с места убийства. Таким образом, доставили известные неприятности всем — директрисе, Екатерине Митрофановой и Владимиру Береговому. Он ведь в случае официального расследования вполне мог вычислить адреса, с которых на почту директрисы приходили… всякие гадости.
— Чушь, — неуверенно сказал Веселовский. — Что вы несете, юноша?!
— Вы отлично знали — от своей подруги, разумеется, — что Екатерина Петровна запретила выкладывать фотографии, и немедленно воспользовались этим. Ольга тут же разместила их где могла…
— Это какая? — деловито осведомилась Маня. — Знаменитая блогерша, что ли?
Алекс кивнул.
— Берегового Екатерина Петровна моментально уволила, то есть сделала именно то, что вы и предполагали. И немудрено!.. Вы же очень хорошо ее знаете. Таким образом, вероятность того, что вас рано или поздно вычислят, значительно уменьшилась. А к следственным органам Анна Иосифовна ни за что не стала бы обращаться. Кстати, в тот день, когда Екатерина Петровна уволила Берегового и так… несдержанно повела себя, вы были в издательстве. Кто вас провел? Ольга? И зачем вы явились? Полюбоваться на всеобщее смятение?
Пока Алекс говорил, Веселовский пришел в себя.
— Ну, Ольга, и дальше что?.. Ну, пришел и пришел! Что дальше-то? Доказать все равно ничего нельзя, а бабка свою долю дерьма получила! — Тут он засмеялся, и Алекс посмотрел брезгливо, как будто на его ботинок случайно упала мокрица. — И бабка, и Катька! Это оказалось так просто! Можно написать все, что угодно, то есть вообще все! А эти тупые сволочи все сожрут! Будут читать и бояться! Круто!
— Круто, — согласилась Маня Поливанова. — На самом деле круто!
— Что ты понимаешь?! Ну ты-то что можешь понимать?! Продажная шлюха, за деньги любую фигню накропаешь, а достойные пробиться не могут, годами мучаются, слезами кровавыми плачут! Уж я-то знаю, я же с авторами работал!
— Ты борец за народное счастье, Вадик? Или за большую русскую литературу?
— Да я-то хоть чего-то стою, а ты?! Охранники ее сюда пустили, она и хвост подняла! В лицо знают! Да кто ты такая вообще, чтоб тебя знали?! За деньги кому угодно продашься! Проститутка с Ленинградки хоть полезным делом занимается, а ты…
— Хватит, — попросил Алекс терпеливо. — Ну, что вы дурака валяете?
— А что ты мне сделаешь?! В морду дашь?! Куда тебе со мной тягаться?! Да я тебя раздавлю, ты и пикнуть не успеешь, мать твою, защитник выискался всяких б…дей и тварей поганых!
Что именно произошло в следующую секунду, Маня Поливанова так и не поняла.
Кажется, Алекс остался сидеть, как сидел, только ноги выпрямил и переложил на коленях ее пальто. Но кресло с Веселовским вдруг резко качнулось, дернулось, сам он то ли всхлипнул, то ли вскрикнул. Кресло поехало, в секунду оказалось возле края подиума и с шумом обрушилось с него, придавив хозяина.
— Что ты сделал? — с интересом спросила Маня, проводив кресло глазами.
Алекс пожал плечами.
— Ничего. — И сунул ей пальто. — Подержи, пожалуйста.
Он легко сбежал с подиума, вытащил высоченного, атлетического и аполлонистого Веселовского из-под кресла и как-то странно взял за руку — так, что тот моментально скособочился и перестал быть и атлетическим, и аполлонистым.
— Хватит, — повторил Алекс не менее терпеливо. — Зачем так утруждать себя?
