– Свободна, – повторил Алекс и облизнул губы. Что-то они у него пересохли, после виски, должно быть.
– Как ты мог ее не понять? Ты же хороший психолог!..
Они помолчали.
За вымытыми весенними окнами мяч гулко стукался об асфальт, велосипедные звонки трезвонили на все лады, и солнце садилось, закатывалось за соседний дом.
– Да, – согласился Алекс наконец, – я психолог. Но почему она совершенно спокойна… в бытовом смысле?
– Что это значит?
– Если нет завещания и Сергей не был на ней женат, значит, она должна собирать чемоданы. Этот дом ей не принадлежит. Вскоре начнется волынка с дележом имущества, и это имущество, как я понимаю, будут делить его родственники. Она, получается, совсем ни при чем. И почему это ее не волнует?
– Почему?
– Я не знаю. Вряд ли она от Сергея Балашова переедет прямиком к Андрею Малахову или Михаилу Прохорову. Все же на это потребуется некоторое время. А она грызет яблоко, читает романы и скачет по лестнице. У нее все хорошо.
– Значит, нужно выяснить еще и про завещание, – задумчиво сказала Маня. – Я все поняла.
Зазвонил телефон. Алекс долго искал его. Маня наблюдала за ним. Телефон оказался на стойке рядом с бутылкой виски.
– Алекс, – проворковала трубка, – это Фия. Как ваши дела?
– Мои дела? – переспросил Алекс, пытаясь вспомнить, кто такая Фия, и сообразить, как его дела. – Прекрасно.
– На самом деле я просто так позвонила! – Она засмеялась. – Ну, вы уже собираетесь?
– Куда?
– В рестора-ан, ку-у-уда! Ну, мы же договаривались вчера! Вы что, забыли?..
– Нет, я не забыл, – соврал Алекс. – Конечно, договаривались. В ресторан.
– Я почти собралась, как говорится! А вы?
– И я… почти собрался.
Маня выбралась из кресла и пошла к двери. Остановилась, обернулась и помахала ему рукой.
Ничего хуже она не могла придумать!..
– Как называется ресторан?
– Алекс! Я сейчас обижусь. Он называется «Трюфель», как конфетка, такая шоколадная, в пудре. А вы что, там никогда не были?..
Маня Поливанова еще раз махнула и пропала с глаз. Хлопнула входная дверь.
На всякий случай он вышел и посмотрел. Никого не было в квартире. Он остался один.
Ресторан «Трюфель» был организован таким образом, что казалось, будто за окнами нет никакой Москвы, слякоти, вечерних пробок и темных, колышущихся от негодования и усталости, толп на автобусных остановках.
Впрочем, люди, собиравшиеся здесь, вряд ли имели отношение к толчее и пробкам, что уж говорить о весенней слякоти!..
Алекс приехал на метро и долго не понимал, почему на него косится важный метрдотель, а потом сообразил. У него были заляпанные грязью ботинки, которые, должно быть, наносили метрдотелю некое почти что личное оскорбление.
– Вас ждут?
Алекс пожал плечами. В голове у него слегка шумело – от виски, которого он выпил довольно прилично, от голода и от свалившейся на него свободы.
– Вас ждут, молодой человек? – повторил метрдотель с нажимом.
Алекс опять пожал плечами.
Он поехал на свидание исключительно от ненависти к себе и теперь всячески старался доказать, что не от ненависти, а для развлечения и свободы, но что толку доказывать!.. Он должен как-то пользоваться приобретенной свободой и вот теперь… пользуется ею в ресторане «Трюфель», где веселье началось с того, что его облил презрением метрдотель.
Алекс все про себя знал. Хуже того, Маня Поливанова, помахавшая ему рукой на прощание, тоже знала.
Он вытащил телефон и посмотрел в окошечко.
Нет, не звонила.
…Она больше не станет тебе звонить, ты же все понял в ту самую секунду, когда освободился!
Она добрая, славная и преданная, ты знаешь ее лучше всех!
Она всегда готова была мчаться по твоему первому зову, слушать твои бредни, и ругать тебя за них, и хвалить за высокоумные мысли, и спать с тобой, и просыпаться с тобой. От одиночества и растерянности она не может больше написать ни слова, конечно, она растерялась, когда ты начал свои игры, еще бы!.. Ты оставил Маню одну с ее страхами, с ужасом перед телефоном, который больше почему-то не звонит, и отчаянием перед листом бумаги, на котором почему-то больше не получается ничего написать – катастрофа.
Зато ты, будучи благородным человеком, снизошел до помощи в каком-то дурацком детективном деле, которым она от горя занимает себя нынче, как будто именно в этой твоей помощи она нуждается.
А сегодня ты сказал ей – перебор.
– Алекс! Привет, я здесь!..
Фия издалека махала ему рукой, и, увидев этот жест, он отшатнулся, словно она собиралась подбежать и ударить его. Отшатнулся так, что почти налетел на метрдотеля. Тот посторонился.
Этот бледный и длинноволосый в нечищеных ботинках был откуда-то ему знаком, как и большинство присутствующих. Их всех то и дело показывали по телевизору или печатали в газетах. Этот появился в первый раз, должно быть, его только недавно стали печатать и показывать. У метрдотеля этот тип не вызывал ни малейшего уважения, – ботинки вон какие!.. – а он привык к «приличным».
Привык настолько, что соседи по лестничной площадке в многоэтажке на улице Тухачевского с некоторых пор вызывали у него презрительную усмешку. Эти самые соседи, мусорившие во дворе, курившие на лестнице, бросавшие бычки в угол лифта, шумевшие под окнами, когда не на жизнь, а на смерть бились за свободное место для машины, были самыми обыкновенными плебеями. А здесь, в ресторане «Трюфель», за тонированными пуленепробиваемыми стеклами собирались одни патриции!..
Про плебеев и патрициев ему прочитал сынишка из учебника по истории.
Впрочем, патрициев метрдотель тоже презирал, и жилось ему нелегко.
– А вы опаздываете, как говорится! – Фия подставила Алексу руку, чтоб поцеловал. Он принял руку, но целовать не стал.
Он целовал руку только Анне Иосифовне, и еще Мане Поливановой целовал – в постели, ладошку.
Фия смотрела на него и улыбалась нежно.
– А вы сегодня какой-то не такой.
Он кивнул. Разговаривать у него не было сил.
Вот прекрасное свидание. То, что нужно.
– А я книжку вашу привезла, вы же мне автограф так и не дали! Вы подпишете, да?
– Что-нибудь на аперитив? – заботливо, как мать над ребенком в рекламе овощного пюре наклоняясь над Алексом, спросил официант.
– Виски, – сказал он. – Любой. Минеральную воду, лед и лимон.
– А вино? – Фия провела рукой по белым волосам до самых кончиков. – Вы наверняка все понимаете во французских винах! Научите?.. Вот я, как говорится, так и не научилась разбираться. Я их по вкусам не различаю. Мне кисло очень.
