– Он был твоим, пока не пересек границу.
– Да я его почти догнала!
– «Почти» в таких делах не считается.
– Вы это серьезно? – спросила Катя, поглядывая в сторону добравшегося до воды краба. Еще же есть шанс его догнать!
– Очень даже серьезно. К тому же, я лояльно отношусь к беженцам, и если он попросил у меня политического убежища…
– Это краб! Мой завтрак! Сырой или отварной – он мой и только мой! – в рифму выкрикнула Катя и продырявила Архипова гневным взглядом насквозь.
– Отойди на шаг назад, – строго сказал он, кивая на Катину босую ногу. – Ты уже переступила сантиметров пятнадцать, и мне это очень не нравится. Кстати, ты не знаешь, кто разгуливал ночью около моей палатки?
Катя фыркнула и раздраженно дернула плечом. К этому вопросу она была готова – все утро репетировала равнодушную позу и, как оказалось, не зря – пригодилось.
– Не знаю, может, какая-нибудь обезьяна влюбилась в вас и, мечтая познакомиться, заглянула в гости.
– Я даже знаю, как зовут эту обезьяну, – усмехнулся Архипов и, оттолкнувшись ногой от земли, стал раскачиваться в гамаке.
Катя уперла руки в бока и поджала губы.
Это он сейчас назвал ее обезьяной, что ли?
Нахал!
Да она ни за что бы не пошла на его половину острова – ни за что! У нее есть гордость и все, что к ней прилагается! Ну, если бы, конечно, не так сильно хотелось есть…
Приняв решение больше никогда не разговаривать с этим «отвратительным человеком и просто жадиной», она развернулась и, гордо вздернув нос, завиляла бедрами в сторону своего жилища. Зачем она завиляла бедрами, она и сама понять не могла, но на секунду в голове промелькнула мысль, что независимые и роскошные женщины обычно именно так и поступают. Они холодны, прекрасны и недоступны.
– Отличная походка! – крикнул вслед Архипов, и она увеличила амплитуду движений – назло!
Прошествовав несколько метров, Катя резко остановилась – ее, точно стрела, проткнула одна идея, которая в этот момент показалась замечательной. Вернувшись к границе, склонив голову набок, она весьма миролюбиво предложила:
– А давайте я куплю у вас продукты по очень высокой цене.
Правая бровь Архипова удивленно поползла вверх. Ему, можно сказать владельцу заводов и пароходов, предлагают немножко подзаработать торговлей рисом и чипсами. Супердевчонка, вот просто – супер!
– По высокой, это по какой? – поинтересовался он, вылезая из гамака. Разговор деловой и лучше вести его в соответствии с этикетом.
– Тысяча долларов за пакет крупы.
– А у тебя есть такие деньги?
– Карл Антонович должен мне двадцать тысяч долларов.
– То есть, по сути, ты не располагаешь этой суммой, и у нас есть только обещание твоего дядюшки.
– Да, – утвердительно кивнула Катя. – Но вы же не думаете, что он может меня обмануть…
– Нет, не думаю, – снисходительно улыбнулся Федор. – Но так как речь идет не о наличных, и все же существует риск, что я не получу объявленную сумму…
– Какой еще риск? – возмутилась Катя. – Вы же сами согласились с тем, что великий и могучий граф Карл Август фон Пфлюгге мне эту сумму отдаст.
– Это да, но не будем забывать о том, что ты, например, можешь попросту не дожить до этого прекрасного дня… Змеи, скорпионы… они иногда очень значительно укорачивают жизнь.
– Что? Я вас не понимаю… – голова у Кати пошла кругом. – Вы хотите повысить цену? Хорошо, за пачку крупы я готова заплатить две тысячи долларов и даже две с половиной, если вы так нервничаете и боитесь остаться с пустым карманом!
– Нет, это я клоню к тому, что деньги все же плохое средство оплаты в данном случае. Лучше давай вернемся к поцелуям.
– Пять тысяч долларов за пакет крупы! – закричала Катя, точно она была на торгах и изо всех сил старалась, чтобы ее услышали на последних рядах зала.
– Десять поцелуев, и мы мирно расходимся, – вкрадчиво ответил Федор и сделал шаг вперед.
– Шесть тысяч!
– Нет.
– Восемь.
– Нет. Десять поцелуев.
– Целых десять? Да это грабеж среди бела дня! И зачем вам столько?!
– Хорошо, я согласен на пять.
– Имейте совесть! Два, и не поцелуем больше!
Выпалив эти слова, Катя осеклась. Ох, это что она делает? Что говорит?
С ума сойти… да она даже не заметила, как с денег перескочила на поцелуи. Боже! Она стоит напротив своего врага и торгуется с ним, сколько раз будет его целовать? Кошмар…
– Хорошо, – заметив на лице наследницы замешательство, сказал Федор. – Пусть будет два поцелуя. Значит, договорились?
Катя окончательно растерялась. С одной стороны, то, что происходит, – это ни в какие рамки не лезет. С другой – всего два молниеносных чмока, и у нее целый килограмм гречки или риса. Один поцелуйчик, еще один поцелуйчик… – это же быстро, необременительно и по сути ничего не значит. Даже политические лидеры иногда это делают прямо на глазах у народа – телевизор врать не будет. Так что если представить себя президентом одной страны, а Архипова президентом другой и относиться к этому как к акту урегулирования конфликтов или к акту погашения будущих войн, то это даже необходимо сделать!
«Это во имя мира и согласия на планете Земля», – пришла к выводу Катя, и желудок, заныв, абсолютно с ней согласился.
– Договорились. Два поцелуя, и пакет с рисом мой.
Архипов сделал шаг вперед, и мыски его сандалий оказались как раз на черте. Катя, считая, что откладывать платеж нет смысла, и, все еще подбадривая себя девизами «миру мир!», тоже сделала шаг вперед, и пальцы ее босых ног тоже замерли у черты.
Он смотрел на нее – на короткую челку и острый носик, а она смотрела на его подбородок. Их разделяла только граница – тонкая, местами затоптанная линия на песке…
Федор почувствовал острое желание дотронуться до Катиной щеки, погладить усыпанную недавно выступившими конопушками кожу, коснуться ее губ своими губами и… Но больше всего он сейчас хотел, чтобы она ответила на его поцелуй. Обязательно ответила.
Катя же думала о рисе. О рассыпчатом белом рисе, переваливающемся через край одной из ее кастрюль. Жалко, что нет ложки – большой, очень большой…
– Ну, – нетерпеливо сказала она и закинула голову назад. Чего тянуть-то, есть же хочется!
Карие глаза встретились с глазами густого зелено-коричневого цвета. Несколько секунд тишины и какой-то странной тупой боли в груди. Катя вздрогнула. Рис? Какой еще рис…
– Я сейчас, – сказал Федор и… резко направился к палатке.
Вернувшись, он протянул ей целлофановую сумку-пакет и просто сказал: «Приятного аппетита». Не дожидаясь каких-либо слов благодарности, он пошел к гамаку. Эх, Карл Антонович, такой щедрости вы бы, наверное, не одобрили. Федор улыбнулся, сунул руки в карманы шорт и поддал ногой плоский голубоватый камень.
