– Ух ты! – восхитился Вадим, когда увидел нарядную наследницу. – Отлично выглядишь.
– Спасибо, я старалась, – улыбнулась в ответ Катя. Да уж, не зря она крутилась перед зеркалом целый час, примеряя то одно, то другое, и еще столько же на макияж.
Сейчас она чувствовала себя уверенно и была готова открыть глаза Карлу Антоновичу на многое…
* * *
Она отказалась от обеда, от чая, от кофе и даже от пирожных, и Карл Антонович пришел только к одному выводу: дело пахнет жареным. Его замечательная наследница была спокойна, уверенна в себе и даже несколько холодна, но в ее карих глазах плясали оранжевые искорки огня, предвещающие серьезный разговор, который может закончиться пожаром.
И Карл Антонович тянул время, пытаясь подготовиться к худшему. Он сунул в руки дворецкому старую, облупившуюся по краям коробку с шахматами и велел ему развлекать наследницу. Катя в шахматы играла плохо, Филипп еще хуже, и возможно, поэтому партии выходили эмоциональными и абсолютно лишенными логики и смысла. Пешки торопливо прыгали с клетки на клетку, ладьи курсировали вправо и влево, сметая все на своем пути, а короли вместе с Амалией Петровной взирали на все это безобразие с величественным недоумением.
– Дай сюда коня! – командовал Филипп, тряся головой так, что длинные седые волосы вставали дыбом, превращая своего хозяина в распушившийся одуванчик.
– Это мой конь! – горячилась Катя.
– Какой же он твой, если я его съел?!
– Я вашего тоже съела, но вы же мне его не отдали!
– Мне семьдесят шесть лет, и ты не можешь отбирать у меня последнее!
– Какое же это последнее, если у вас еще четыре пешки, ладья и чокнутая королева!
– С чего это она чокнутая?
– А с того, что я ее уже три раза приговаривала к смертной казни, а она живее всех живых! Вы бы ее хоть не сразу на доску возвращали… совесть у вас есть?
– Поговори у меня, шпана малолетняя! – грозя пальцем, выкрикивал Филипп и в очередной раз принимался пересчитывать отвоеванные фигуры.
Так продолжалось два часа. Уставшие, раскрасневшиеся Филипп и Катя наконец-то наигрались, поблагодарили друг друга за мастерски проведенные партии, обменялись рукопожатиями и переключились на иные занятия. Филипп отправился в свою комнату раскладывать пасьянс, а Катя наконец-то уединилась с Карлом Антоновичем в библиотеке. Первоначальный настрой она несколько расплескала и теперь, устало плюхнувшись в кресло-ракушку, вытянув ноги, вспоминала заготовленные фразы.
Карл Антонович устроился за столом. Отодвинув в сторону раскрытую книгу, похлопав ладонью по столешнице, он с улыбкой посмотрел на Катю и дружелюбно сказал:
– Я очень рад, что ты приехала, и очень рад видеть тебя в прекрасном расположении духа.
– О, да, – многозначительно ответила Катя.
– Чуть-чуть поправилась – это хорошо, а то после острова ты выглядела немножко…
– Мертвой, – подсказала она.
– Нет, – Карл Антонович прищурился, – утомленной.
– Это у вас ТАК называется… понятно, – Катя хмыкнула и покачала головой. Побегал бы он сам за крабами и полазил бы по пальмам, а она бы потом с удовольствием называла его утомленным!
– Как тебе в гостях у Федора Дмитриевича? Не обижает он тебя? Хотя, наверное, более правильно спросить, не обижаешь ли ты его?
Катя посмотрела на дядюшку и тяжело вздохнула. Развлекается Карл Антонович… Ну-ну… давайте, давайте, ни в чем себе не отказывайте, ей как раз сейчас не хватает хорошей порции злости – игра в шахматы и этот совершенно невозможный дворецкий вытянули из нее все силы.
– Нет, он меня не обижает, – ответила Катя. – Мне собственно до него нет никакого дела. Хотя кое о чем я хочу с вами поговорить.
Она встала, подошла к окну, облокотилась на подоконник и смерила Карла Антоновича рентгеновским взглядом. Ну и чем вы сейчас порадуете меня, граф, – знаете вы об Ольге или нет?
– Тебя что-то беспокоит? – Карл Антонович вопросительно приподнял правую бровь и на всякий случай улыбнулся.
– Я думаю, вы не будете отрицать, что все ваши испытания направлены вовсе не на закаливание моего характера и вовсе не на то, чтобы я могла продемонстрировать вам свои лучшие качества, такие, как ответственность, целеустремленность, умение принимать решения и так далее и тому подобное, а на нечто другое.
– Хм, – ответил Карл Антонович.
– Вы не оставляете попыток свести меня с Федором Дмитриевичем Архиповым и именно для этого и отправили меня сначала на остров, а потом и в его квартиру.
– Нет, ну отчего же, – небрежно перевернув страницу книги, с подчеркнутым вниманием изучив абстрактную картинку, ответил Карл Антонович, – остров – это отличная школа выживания…
– Возможно, но только если не приходится покупать рис за поцелуи.
– Что ты имеешь в виду?
– О, только не говорите, что это была не ваша идея! Хотя… Архипов точно такой же жук, как вы! – наконец-то внутри все забурлило и вспенилось, выплескиваясь наружу. Плевать на все! Надоело! Пора расставить все на свои места! – Вы заманиваете меня в ловушку, но хочу вас огорчить – это напрасный труд… Я хочу задать вам один вопрос…
– Внимательно тебя слушаю, Катенька, – мягко произнес Карл Антонович и, отодвинув кресло, не торопясь встал. Одернул жилетку и, сунув пальцы в маленькие нагрудные кармашки, замер.
«Прямо вождь мирового пролетариата», – подумала Катя.
Она полагала, что с легкостью вытащит на поверхность гламурную любовницу Архипова, но вдруг по-дурацки смутилась, сильнее сжала край подоконника и насупилась.
– Я тебя внимательно слушаю.
– Вам известно… – начала она, с трудом подбирая слова, – вам известно, что у Федора Дмитриевича есть… женщина. В смысле… – она напряглась и выпалила разом: – Любимая женщина Ольга!
Ей очень хотелось увидеть на лице Карла Антоновича удивление, но она увидела нечто иное. Он знал. Да. Он знал.
– Это жизнь, – просто ответил Карл Антонович и пожал плечами. Так вот что так сильно ее волновало…
– Что-о-о?
– Я понимаю твое изумление, – он кивнул, заложил руки за спину и принялся расхаживать по комнате взад-вперед. «Нервничает, – подумала Катя, – ну хоть за это спасибо». – Да, к чему врать – я знаю об Ольге, но лично для меня это ничего не меняет. Я уверен, что если бы ты тогда согласилась на брак, он прервал бы с ней всяческие отношения…
– Но я не согласилась и…
– …и значит, Федор волен делать все, что ему вздумается.
– Но вы же меня все время подталкиваете к нему!
Катя поняла, что задыхается от несправедливости, но, как ни странно, сформулировать мысли и объяснить свои чувства она не могла. Все нужные слова разбежались, оставив ее беззащитной перед весомой фигурой графа.
