— Сегодня во второй половине дня она зайдет на чашечку
кофе. Ты не против? — спросил Питер, но Нэнси знала, что никакого
особенного выбора у нее нет.
— Нет, нисколько, — ответила она, но настроение у
нее сразу упало, и, накрывая в гостиной стол, Нэнси думала о том, что ей вовсе
не хочется, чтобы в ее теперешней жизни появился какой-то новый персонаж, в
особенности — женщина. Настороженность, недоверие, чувство соперничества — все
это не позволяло ей успокоиться.
Нэнси действительно очень волновалась, но только до тех пор,
пока она не встретилась с Фэй Эллисон лицом к лицу. Как бы ни расхваливал ее
Питер, никакие слова не могли подготовить Нэнси к тому, что она увидела и
почувствовала. Фэй буквально излучала ласковое участие и тепло, от которого у
каждого, кто ее видел, сразу становилось легче на душе.
Фэй была высокой блондинкой — настолько высокой и худой, что
даже казалась несколько угловатой, но черты ее лица были мягкими и подвижными,
глаза смотрели открыто и внимательно, и в них светилась готовность мгновенно
откликнуться на шутку, рассмеяться, дать добрый совет. Вместе с тем в ней
чувствовались и серьезность, и способность к искреннему состраданию, и Нэнси
сразу ощутила, как ее напряжение спадает.
Питер пробыл с ними около часа, а потом ушел, оставив женщин
вдвоем, и Нэнси нисколько об этом не жалела. Они говорили о Бостоне, живописи,
Сан-Франциско, детях, о медицинском колледже и тысяче разных вещей и при этом
ни словом не обмолвились об аварии. Фэй без стеснения рассказывала о своей
жизни, а Нэнси вспоминала кое-какие случаи из детства и юности, которыми она не
делилась еще ни с кем.
Нисколько не приукрашивая действительность, как она
частенько делала в разговорах с Майклом, Нэнси описывала своей новой знакомой
жизнь в сиротском приюте, какой она была на самом деле. Одиночество,
бесконечные вопросы о том, кем были ее родители и почему они ее бросили, каково
это — быть одной-одинешенькой на всем белом свете, — все это она
выкладывала без утайки.
А под конец, сама не зная почему, рассказала Фэй о своем
договоре с Марион Хиллард. И Фэй не стала охать и ахать, не стала ни упрекать,
ни бранить Нэнси; даже в том, как она слушала сбивчивую речь Нэнси, было
столько понимания и участия, что мало-помалу Нэнси справилась с собой,
заговорила спокойнее. Сама не заметив как, она поделилась с Фэй мыслями и
чувствами, которые занимали, а порой просто мучили ее на протяжении всей жизни,
а не только последних четырех месяцев, и испытала от этого огромное облегчение.
Особенно она была рада тому, что могла рассказать кому-то о
сделке с матерью Майкла.
— Я не знаю, может быть, это покажется странным или
глупым, но… — проговорила Нэнси, глядя на свою новую подругу с почти детской,
наивной робостью. — Дело в том, что у меня никогда не было семьи. Моим
самым близким человеком была мать-настоятельница. Она была доброй, ласковой
женщиной, но она относилась ко мне как… как бездетная тетка может относиться к
своей племяннице. Что касалось Марион, то — вопреки всему, что я чувствовала,
что я о ней знала от Майкла и от его приятеля Бена — я продолжала мечтать о
том, что в конце концов я сумею ей понравиться, что мы станем друзьями и даже…
Глаза Нэнси неожиданно наполнились слезами, и она поспешно
отвернулась.
— Ты надеялась, что она сможет заменить тебе мать?
Нэнси молча кивнула и, яростно заморгав, чтобы стряхнуть с
ресниц слезы, хрипло рассмеялась.
— Ну разве это было не глупо?
— Совсем нет, — серьезно ответила Фэй. — Твое
предположение вполне естественно. Ты была влюблена в Майкла, у тебя никогда не
было своей семьи. То, что тебе хотелось, так сказать, «усыновить» его родных, и
объяснимо, и понятно. Скажи только, именно поэтому тебе так больно вспоминать о
вашем с Марион договоре?
— Да. Это было самое серьезное доказательство того, как
она меня ненавидит.
— Ну, Нэнси, на твоем месте я бы не стала утверждать
это так категорично. Все-таки, что ни говори, миссис Хиллард многое для тебя
сделала. Она отправила тебя к Питеру, оплатила лечение… — «Не говоря уже о
том, — подумала Фэй, — что та же самая Марион Хиллард обеспечила
девочке безбедное существование на все полтора-два года, пока она будет
лечиться».
— Но ведь все это она дала мне за то, что я отказалась
от Майкла! Если бы я не согласилась отречься от него, стала бы она так…
тратиться? Нет, Фэй, Марион просто купила меня. Она пожертвовала мною ради сына
и ради… себя. Именно тогда я окончательно поняла, что всем моим мечтам насчет
того, что когда-нибудь у нас с ней будут близкие, дружеские отношения, не
суждено сбыться никогда. И это было ужасно… — Нэнси поникла головой и печально
вздохнула. — Что ж, в моей жизни были и другие потери, но я их пережила. Переживу
и на этот раз.
— А ты помнишь своих родителей?
— Нет, совсем нет. Я была слишком мала, когда умер
отец, и немногим старше, когда мать оставила меня в приюте. Зато я хорошо помню
день, когда мне сказали, что она умерла. Я тогда заплакала, хотя до сих пор мне
непонятно, отчего. Нет, свою мать я не помню… Должно быть, мне было просто
горько и обидно, что меня все бросили.
— Как сейчас? — Это была просто догадка,
подсказанная интуицией, но она оказалась правильной.
— Может быть… Да. — Нэнси тряхнула головой. —
Ощущать себя брошенной, одинокой — это просто ужасно!.. В голове бьется только
одна мысль:
«Кто же будет обо мне заботиться теперь?» Откровенно говоря,
и сейчас часто об этом думаю. Тогда-то я, по крайней мере, знала, что
сестры-воспитательницы будут заботиться обо мне, пока я не вырасту. Теперь обо
мне заботится Питер, да и деньги Марион, откровенно говоря, пришлись очень
кстати, но вот меня «подлатают», и что потом?
— А Майкл? Как ты думаешь, он вернется к тебе?
— Думаю, что да. Чаще всего я думаю именно так… — Она
замолчала, не докончив фразы.
— А в остальное время?
— Я… — Голос Нэнси дрогнул от обиды. — Иногда я
начинаю сомневаться. Сначала я думала, что он просто боится увидеть меня
изуродованной, боится отвращения, брезгливости, жалости, которые может вызвать
в нем мое лицо. Но ведь Майкл знает, что я лечусь у лучшего врача и что за
четыре месяца со мной должны были произойти какие-то изменения. Так почему же
тогда он не дает о себе знать? — Нэнси повернулась и посмотрела прямо в
лицо Фэй:
— Почему?!
— И как бы ты сама ответила на этот вопрос?
— Не знаю… — Нэнси беспомощно пожала плечами. —
Конечно, мне приходят в голову кое-какие варианты, но я стараюсь о них не
думать — очень уж все это безрадостно.
— Какие, например?
— Ну, иногда мне кажется, что Марион все-таки сумела
убедить Майкла, что девушка с таким «сомнительным происхождением», как у меня,
может повредить его профессиональной карьере. Она рассчитывает на Майкла,
хочет, чтобы он продолжал ее дело, дело своего отца. Руководство могущественной
корпорацией — это уже семейная традиция, в которую не вписывается женитьба на
сироте из приюта, у которой нет ни имени, ни цента за душой, на безвестной
художнице, которую никто не знает и никогда не узнает. Уж, наверное, Марион
хочется, чтобы ее сын женился на какой-нибудь девушке, которая будет равна ему
и по рождению, и по богатству.
