«А, провались ты пропадом!..» — бормотал Майкл каждый раз,
когда после очередного звонка клал трубку на рычаги, но аппарат звонил снова, и
ему приходилось мобилизовать свое терпение, улыбаться и говорить пустые
вежливые слова незнакомым и чужим людям.
— Провались ты к дьяволу! — с чувством сказал он
после звонка очередного клиента из Оклахомы и вздрогнул от неожиданности, когда
от дверей донесся чей-то смех.
Майкл удивленно поднял голову. У двери кабинета стояла
прелестная молодая девушка с пышными золотисто-каштановыми волосами, густой
волной падавшими ей на плечи. Гладкая кожа лица была кремово-розовой, а глаза —
ярко-голубыми.
Не сразу Майкл вспомнил, что это — новая дизайнерша по
интерьеру, которую нанял Бен. Он встречался с ней раза два, но почти не обратил
на нее внимания. Впрочем, Майкл мало на что обращал внимание — исключение
составляли только требующие его подписи документы, которые невидимая рука
секретарши подкладывала на стол каждое утро.
— Вы всегда поздравляете людей с Рождеством подобным
образом? — спросила она.
— Нет, только тех, звонку которых я особенно
рад. — Майкл машинально улыбнулся, раздумывая, что может быть от него
нужно этой девице. Кажется, он ее не вызывал, да и у нее тоже не могло быть к
нему никакого дела. — Вам что-нибудь нужно, мисс…? — Вот дьявольщина!
Он никак не мог припомнить ее имени. Как же, черт побери, ее зовут?
— Венди Таунсенд… — подсказала девушка. — Я зашла,
чтобы пожелать вам счастливого Рождества.
— Ага… — Майкл подумал, что видит перед собой типичную
молодую подхалимку и карьеристку, и, улыбнувшись уже с легким презрением,
жестом предложил сесть. — Разве вас не предупредили, что я настоящий
дядюшка Скрудж
[3]
?
— Я сама догадалась. Ведь вы не появились ни на
вечеринке для служащих, ни даже на вчерашнем торжественном ужине по случаю
Рождества. Впрочем, мне сказали, что у вас слишком много работы.
— Это помогает мне сохранять форму.
— Но Рождество — это только предлог… — Венди закинула
ногу на ногу. Ножки у нее были просто идеальные, но на Майкла это произвело так
же мало впечатления, как маневры грузового крана в порту. — Я хотела
поблагодарить вас за повышение, которое я только что получила.
Она ослепительно улыбнулась ему, и Майкл все так же
машинально вернул улыбку. «Интересно, что ей от меня нужно? — снова
подумал он. — Премию? Еще одно повышение? Что?»
— За это вам следовало бы поблагодарить не меня, а Бена
Эйвери. Он ваш непосредственный начальник. Я к этому не имею никакого
отношения.
— Я понимаю, и все-таки… — Разговор становился
бессмысленным, и Венди, очевидно, тоже поняла это. Поднявшись с кресла, она
бросила взгляд за окно и увидела на подоконнике снаружи слой снега толщиной
дюймов в десять.
— Похоже, у нас наконец-то будет настоящее снежное
Рождество, — заметила она. — Вот только добраться по такой погоде до
дому будет сложновато.
— Думаю, вы правы. Я, наверное, не буду даже и
пытаться. — Майкл с невеселой усмешкой показал на широкий кожаный диван у
стены. — Иногда мне кажется, что его поставили здесь специально для того,
чтобы у меня было как можно меньше поводов выходить из кабинета, — добавил
он, а сам подумал: «Нет, мистер, ты сам заточил себя в этой комнате, сам
приковал себя к столу и дурацким бумагам». Вслух он, конечно, ничего не сказал,
а она не поняла скрытый смысл его слов.
Снова пожелав ему счастья и успехов, Венди ушла ни с чем, а
Майкл вернулся к документам. В этот день он действительно заночевал на диване в
своем кабинете, и в следующей — тоже. Это его более чем устраивало: сочельник и
Рождество падали в этом году на выходные, и никто не знал, где он встречает
праздники. Уборщицы и швейцар тоже были отпущены, и только один охранник был в
курсе, что Майкл так и не выходил из своего кабинета с вечера пятницы до вечера
воскресенья. К этому времени Рождество было уже позади, и, возвращаясь в свою
холодную, пустую квартиру, Майкл уже мог не бояться, что связанные с
рождественскими праздниками призраки воспоминаний станут преследовать его.
За ручку его двери была заткнута присланная матерью большая
желтая хризантема в хрустящем целлофане. Майкл бросил ее в мусорную корзину.
Нэнси в Сан-Франциско встретила Рождество в таком же
одиночестве, но для нее праздники прошли гораздо приятнее. Она приготовила
небольшую индейку, сходила в церковь, спела на балконе святочный гимн и легла
спать.
Утром она встала поздно; в глубине души Нэнси надеялась
задержать наступление нового дня, но, увы, это было невозможно. Он так и лез в
окна солнечным светом, веселыми голосами, мишурным блеском и лживыми
обещаниями, и она нехотя встала. К счастью, Рождество в Сан-Франциско —
бесснежное, теплое, солнечное — мало чем напоминало славную своими снегопадами
и холодами Новую Англию. Вчера, пока Нэнси наблюдала на улицах толпы гуляющих,
у нее не раз появлялось ощущение, будто все эти люди играют в Рождество, хотя
на самом деле никакого Рождества нет, и это помогло ей спокойнее пережить праздники.
В этом году она получила два подарка: чудесную сумочку Гуччи
от Питера и интересную книжку от Фэй. Нэнси читала ее вчера и снова открыла
сегодня, когда, доев индейку в клюквенном соусе, свернулась клубочком в уютном
кресле у окна. Встречать Рождество подобным образом было довольно непривычно,
но она сразу подумала, что лучше так, чем у Шраффта, где ходят пожилые леди с
объемистыми пластиковыми пакетами, в которых спрятаны все твои надежды и мечты.
Еще в детстве Нэнси интересовало, почему эти пакеты такие большие. «Быть
может, — рассудила она теперь, — в них лежат письма, фотографии,
мелкие сувениры, старые игрушки и забытые сны…»
Было уже начало шестого, когда Нэнси наконец отложила книгу
и с наслаждением потянулась. «Неплохо бы пройтись», — подумала она,
чувствуя, что соскучилась по свежему воздуху.
Надев пальто, Нэнси взяла свою шляпу и фотоаппарат и
улыбнулась себе в зеркало. Новая улыбка нравилась ей все больше и больше, и
Нэнси часто задумывалась о том, как будет выглядеть все лицо, когда Питер закончит
свою работу. Она давно чувствовала, что становится «девушкой его мечты», да и
сам Питер не раз говорил, что делает из нее свой «идеал». Это слегка тревожило
Нэнси, но все равно новая улыбка ей нравилась.
Она повесила фотоаппарат на плечо и выскользнула за дверь.
Вечер был прохладным и довольно ветреным, но без тумана, который в зимнюю пору
часто наползал с моря. До наступления темноты было еще далеко, и Нэнси сразу
подумала, что сейчас самая подходящая погода для съемки. Поправив на плече
тонкий ремешок фотоаппарата, она медленно пошла в сторону порта. Улицы были
почти безлюдны — большинство людей все еще приходило в себя после безумств и
излишеств предыдущего праздничного вечера. Кто-то валялся на диване, обвязав
голову мокрым полотенцем, кто-то, кривясь, пил порошки от изжоги, кто-то мирно
похрапывал перед работающим телевизором…
